Читаем Школьные годы чудесные полностью

С Сибой не дружил длинный ботаник Громов, «Дылда», который ходил в школу с «дипломатом» и приятелем из соседнего подъезда, таким же ботаником - мелким, с крысиными чертами подвижного лица Григорьевым, «Шкетом», носившим учебники в хозяйственной сумке.

Сиба учебники в школу не носил. Он брал их перед уроком в школьной библиотеке, а после урока возвращал. Там же, в школьной библиотеке, после урока он сразу делал домашнее задание.

Но четвертый «Б» любил Сибу - он мог сорвать урок истории или природоведения так, что даже учителя оставались довольны. Как-то историк весь урок рассказывал Сибе про какого-то Святослава, совершенно забыв об объявленной контрольной. И такое случалось нередко.

VI

Во вторник четвертый «Б» решил бить Шкета. Шкет на уроке природоведения долго что-то рассказывал «Беляку», Валентину Ивановичу Зайцеву - учителю зоологии, про краеведческий музей, какие-то «ореалы», «массивы культур» и всяких мышей. Получил пятерку с плюсом. Четвертый «Б» решил, что Шкет слишком умный, слишком много о себе возомнил, и что пора ему показать.

Показывать решили после уроков, когда Шкет выйдет из школы и отправится домой. Бить Шкета позвали Лялина, но тот буквально на днях переписал у Дылды домашку по литературе, и когда его вызвали к доске - получил за это одну из редких у него пятерок. Дылда всегда ходил до дома вместе со Шкетом, значит и ему бы досталось. Дылду надо было спасать, пятерки сами с дерева не свалятся.

Лялин просто сказал Дылде, чтобы он сегодня шел домой один. Дылда испуганно глянул на него, и ответил, что лучше уж он тоже, лучше вместе. Что «тоже», и в каком месте - Дылда не уточнил. Лялин пожал плечами, хмыкнул, и побежал курить за гаражи.

Шкет и Дылда вышли из школы первыми, но уже у забора их догнал Лялин. Они остановились, хмуро глядя друг на друга, и тут до них добежал четвертый «Б». Дылда поставил свой дипломат у заборчика школы. Сразу бить было как-то неудобно, и сначала Шкету начали говорить, чтобы он не умничал, а то... Лялин встал между Дылдой и Шкетом, и четвертый «Б» понял, что им уже ничего не светит.

Уходить просто так было не принято, и четвертый «Б» еще минут десять говорил Шкету разные слова. Дылда пытался лезть, но Лялин держал его за плечо. Шкет вжимал в плечи голову, но держал гонор. Когда четвертый «Б» наконец ушел, Дылда сел где стоял, и стал вытирать ладони о штаны. «Обосрался», - понимающе сказал Лялин. «Да уж», - ответил Дылда. У Шкета мелко тряслись руки, как будто он замерз.

VII

Ассоциативное мышление четвертого «Б» брело неизведанными путями. Как Петров, стал «Васей»? Посмотрели кино «Петров и Васечкин». Сложно? Но как Светка Синицына стала «Корытом» не знал вообще никто. Казалось бы - Синица, она и есть Синица. Ан нет - Корыто. И вроде училась средненько, и сама мышь мышью - не за что ее так было. А вот поди ж ты.

Ну да речь не о прошлом, а о будущем. Лет через пять после окончания школы Корыто ехала в универ. Девочка уже налилась, вытянулась, прибарахлилась и подкрасилась - картинка. А навстречу Сучка с Говновой - идут от метро, что-то болтают. «Здрасьте, КсеньТихоновна, здрасьте, АльбинаКузьминишна», - бодро выпалила Корыто. Те остановились и стали присматриваться...

- Вы у нас учились, девушка? - спрашивает Говнова.

- Синицына я! - представилась Корыто.

Удивились учителя - это мало сказано. Они просто охренели.

- И что же из тебя выросло? - через губу процедила Сучка.

- МГУ, ФилФак, четвертый курс, три статьи в специальных изданиях, перевожу литературу, пишу рассказы, песни, у меня концерты... - бодро оттарабанила Корыто... нет, уже Светлана Синицына, как на плацу перед строем.

- Вот видите! - умилилась Говнова обернувшись к недоверчиво притихшей Сучке, - Каких учеников мы подготовили!

И учителя прошли мимо онемевшей и остолбеневшей Светки в сторону школы.

И не стала Синицына их догонять, и напоминать, как вырывали у нее листки со стихами из тетрадок, отбирали книжки на нерусском языке и вызывали родителей «ваша дочь учится из-под палки, совершенно не участвует в жизни класса, витает в облаках». Пусть останется последняя радость у старушек, пусть думают, что именно они «вывели ее в люди».

VIII

Четвертый «Б» стал четвертым только после третьего класса. Первые три года они были просто детьми, которые ходили в школу. Потом они стали четвертым «Б», который ненавидел школу всей душой. И на все последующие годы он оставался таким же четвертым «Б».

Менялись учителя - на зоологии почти целый год продержалась практикантка ЗояСанна, только из педучилища. В шестом из РОНО прислали на замену завуча Алевтину Михайловну, которая через месяц отвалилась с инфарктом. Или нет, Алевтину Павловну - четвертый «Б» даже не успел запомнить, как ее звали.

К седьмому классу четвертый «Б» ощутил себя не просто единым организмом, а силой, с которой вынуждены были считаться учителя. Та же ЗойСанна ушла не просто так - четвертый «Б» невзлюбил ее сразу, и планомерно доводил до увольнения. Слишком уж она была мягкой и понимающей, слишком хотела стать своей для четвертого «Б», помогать ребятам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное