Школьные годы Тома Брауна

— А я на кого похож? — спросил Ист, показывая на ком глины, в который превратились его брюки внизу. — Я ещё хуже, чем ты, на моих штанах можно капусту выращивать.

— Так это же всё снизу, а ноги можно спрятать за диваном, — сказал Холл. — Эй, Браун, ты у нас самый чистый, тебе первому и идти.

— У меня же всё лицо в грязи, — возразил Том.

— Ну, что до этого, то мы все одинаковые. Ладно, пойдём, что ли, мы делаем только хуже, что топчемся здесь.

— Давайте хоть почистимся, — сказал Том, и они попытались счистить с курток хотя бы верхний слой грязи, но она ещё не засохла и только размазывалась. В отчаянии они толкнули дверь и очутились в передней квартиры Доктора.

— Вот это дверь библиотеки, — шёпотом сказал Ист, подталкивая Тома вперёд. Из-за двери доносился смех и весёлые голоса, и на первый робкий стук Тома никто не ответил. Он постучал ещё раз, и голос Доктора сказал:

— Войдите.

Том повернул дверную ручку, и они бочком протиснулись в комнату.

Доктор поднял глаза, оторвавшись от своего занятия; он вырезал большим резцом дно игрушечного парусника, образцом для которого, судя по очертаниям, послужила одна из галер Никия.[93] Вокруг него стояло трое или четверо детей; свечи ярко горели на большом столе, дальний конец которого был завален книгами и бумагами, а огонь большого камина отбрасывал красноватый отблеск на всю остальную комнату. Картина была настолько мирной, домашней и уютной, что мальчики тут же собрались с духом, и Том вышел из-под прикрытия большого дивана. Доктор кивнул детям, и они сразу же вышли из комнаты, бросая любопытные и насмешливые взгляды на трёх юных огородных чучел.

— Итак, молодые люди, — начал Доктор, стоя спиной к камину и одну руку заложив под фалды фрака, а во второй сжимая резец; когда он их оглядывал, глаза его поблёскивали, — из-за чего же вы опоздали?

— С вашего позволения, сэр, мы бежали с «Зайцами и собаками» и заблудились.

— Ага! Отстали, не так ли?

— Видите ли, сэр, — выступил вперёд Ист, которому не хотелось, чтобы Доктор плохо подумал о его атлетических способностях, — мы добежали до Барби вместе со всеми, но потом…

— Мальчик мой, на кого ты похож! — перебил его Доктор, взору которого теперь полностью открылось жалкое состояние костюма Иста.

— Это я упал на дороге, сэр, — сказал Ист, бросая взгляд на свою одежду, — там как раз проезжала Старая Свинья…

— Что-что? — переспросил Доктор.

— Оксфордский дилижанс, сэр, — объяснил Холл.

— Ах да, Регулятор, — сказал Доктор.

— Ну, я хотел залезть и растянулся, — продолжил Ист.

— Надеюсь, ты не ушибся? — спросил Доктор.

— Нет, сэр.

— Ладно, бегите к себе наверх, переоденьтесь, а потом скажите экономке, чтобы дала вам чаю. Вы ещё слишком маленькие, чтобы участвовать в таких больших забегах. Скажите Уорнеру, что я вас видел. Доброй ночи.

— Доброй ночи, сэр, — и мальчики поспешили прочь в очень приподнятом настроении.

— Вот молодчина, даже не задал нам учить двадцать строк на память! — сказал Головастик, когда они добежали до спальни; а ещё через полчаса они сидели у камина в комнате экономки за роскошным чаем, к которому им дали ещё и холодного мяса. «Тут жратва в два раза лучше, чем в холле», — заметил Головастик, набивая себе рот тостом с маслом. Все горести были позабыты, и они тут же решили принять участие в первом же большом забеге следующего полугодия и заявили, что «Зайцы и собаки» — отличная игра.

Через пару дней большой коридор, в который выходили двери спален, освободился от сундуков и чемоданов; их отнесли вниз, чтобы экономка могла сложить вещи к отъезду, а освободившееся место стало использоваться для игр — верный признак конца полугодия.

Потом начали составляться компании для путешествия домой, и Том присоединился к одной из них, которая должна была нанять карету четвернёй до Оксфорда.

Наконец, пришла последняя суббота, в которую Доктор посетил каждый класс, чтобы раздать награды и выслушать доклады учителей о том, как вели себя они и их подопечные; Тома, к его великому восторгу, похвалили, и он был переведён в младший четвёртый класс, где уже учились все его друзья по Школьному корпусу.

В четыре часа утра следующего вторника в комнатах экономки и заведующей хозяйством уже был готов кофе, и мальчики, тепло укутанные в пальто и шарфы, торопливо его пили, бегали взад-вперёд, спотыкались о свой багаж и все одновременно задавали вопросы; у ворот школы их ждали несколько карет, в том числе и карета четвернёй, которую наняли Том с компанией; почтальоны по этому случаю надели свои лучшие куртки и бриджи, а специально нанятый музыкант во всю мочь играл на корнете[94] «Южный ветер и хмурое небо», перебудив половину всех мирных обитателей Хай-Стрит.