— Ну, он никогда не убирал мой кабинет как следует, просто ставил подсвечники на шкаф и сметал крошки на пол. Наконец, я жутко разозлился, поймал его и заставил сделать всю уборку при мне. Этот бездельник поднял такую пыль, что я чуть не задохнулся, было ясно, что до этого он пол не подметал. Когда он закончил, я сказал: «Так вот, молодой человек, теперь вы будете делать это каждое утро: подметать пол, снимать и стряхивать скатерть и везде вытирать пыль». «Ладно», — буркнул он. Ничуть не бывало, через день-два я увидел, что скатерть снимать он и не думает. Тогда я устроил ему ловушку: вечером нарвал кусочков бумаги и положил штук шесть под скатерть на стол. На следующее утро после завтрака я пришёл в кабинет, снял скатерть, — бумага, конечно, была на месте и упала на пол. Я был в ярости. «Ну, теперь ты попался», — подумал я и послал за ним, а сам уже достаю трость. Он явился как ни в чём не бывало, руки в карманах. «Я говорил тебе каждое утро стряхивать скатерть?» — заорал я. «Да», — говорит он. «Сегодня ты её стряхивал?» — «Да». «Ах ты врун! Вчера я положил на стол эти бумажки, если бы ты стряхивал скатерть, ты бы их увидел. Ну, сейчас ты у меня получишь!» Тут мой юнец достаёт одну руку из кармана, нагибается, поднимает две бумажки и протягивает мне. На каждой было написано большими буквами: «Гарри Ист, его метка». Юный мошенник обнаружил мою ловушку, убрал мои бумажки и положил другие, помеченные. Сначала я хотел отлупить его за наглость, но, по правде говоря, устраивать такие ловушки тоже не совсем честно, поэтому я не стал. До конца полугодия я ничего не мог с ним поделать, и в те недели, когда он дежурил, у меня в кабинете была такая грязь, что я сидеть там не мог.
— Они ещё и вещи портят, — вставил третий. — Холл и Браун на прошлой неделе дежурили вечером в коридоре. Я позвал фага и дал им почистить мои подсвечники; они с ними ушли и больше не появились. Прошло уже столько времени, что можно было почистить подсвечники три раза, и я пошёл их искать. В коридорах их не было, тогда я пошёл в холл, услышал музыку и там-то их и обнаружил: они сидели на столе и слушали Джонсона, который играл на флейте. А мои подсвечники торчали в каминной решетке, прямо в пламени, они раскалились докрасна и совершенно испортились. Поставить их прямо теперь невозможно, придётся новые покупать. Одно утешение — я как следует отлупил их обоих.
В такие переделки они попадали постоянно, и вот, отчасти по своей собственной вине, отчасти — по вине других, а отчасти — по вине обстоятельств, стали изгоями, людьми вне закона, и жили сегодняшним днём — безрассудной, отчаянной и полной превратностей жизнью, как это обычно и бывает в подобных случаях. Впрочем, они никогда полностью не теряли расположения младшего Брука, который был теперь вожаком в корпусе и только что перешёл в шестой класс. Диггс тоже стоял за них горой и давал им множество дельных советов, которые, однако, на пользу им не шли.
Даже когда дела в корпусе вполне наладились, а закон и порядок были восстановлены, что случилось вскоре после того, как младший Брук и Диггс перешли в шестой класс, им было нелегко вернуться в установленные рамки поведения, а их бесшабашные привычки ещё долго давали себя знать. Пока они были маленькими, на их проделки никто не обращал особого внимания, но теперь они уже считались учениками старших классов, а всех провинившихся оттуда отправляли прямо к Доктору; поэтому они всё чаще и чаще стали попадать в поле его зрения. Среди своих собственных сверстников они считались заводилами, поэтому он, знавший все, считал нужным за ними приглядывать.
Пока ещё было непонятно, что из них получится — хорошее или плохое, а мальчики подобного типа доставляют больше всего беспокойства такому учителю. О том, как их впервые отправили к Доктору, здесь уже рассказывалось, и воспоминания об этом у них остались настолько приятные, что они боялись его куда меньше, чем другие ребята их положения. «Это всё из-за взгляда, — часто говорил Том Исту, — все просто боятся его взгляда. Помнишь, как мы опоздали на час к закрытию в моё первое полугодие, а он нам и слова не сказал?»
Однако когда Том попал к нему в следующий раз, беседа оказалась совсем другого свойства. Это приключилось примерно в то время, о котором мы сейчас рассказываем, и было первой из серии неприятностей, в которые умудрился попасть наш герой.