Школьный бунтарь

Пуля прошла прямо сквозь Леона и глубоко вошла в грудь Алекса, пробив одну из его артерий, вызвав коллапс обоих легких, а также всевозможные другие повреждения. Восьмичасовая операция, которая спасла ему жизнь, оставила у него шрам длиной в девять дюймов от основания шеи до середины туловища, и он убежден, что это разрушило татуировку его семейного герба.

— Я рад, что ты пришла сюда сегодня, — шепчет он мне в шею. — Это не имеет никакого смысла, знаю, но... мне нравился Леон. Пока он не начал убивать людей.

— Я все понимаю. Мне тоже.

— Я слышал, как медсестры говорили, что его отец лечится в психушке.

— Да. В конце их подъездной дорожки висит табличка «продается». Но папа говорит, что им, наверное, придется его снести. По-видимому, тот факт, что там жил массовый убийца, повлияет на потенциал перепродажи дома.

— Бл*дь. Как вообще все это могло случиться? — Алекс печально качает головой. — Никто, бл*дь, не видел, насколько он был сломлен. И уж точно не подозревал, когда тусовался с ним. Я понятия не имел.

— Не знаю. Леон был марионеткой Кейси. Когда она отгородилась от меня, он тоже. Я никогда не винила его за это. На самом деле нет. Но я не была близка с ним почти год. Жаль, что не заметила, как он изменился. Я бы постаралась помочь…

— А теперь Кейси с подмоченной репутацией отправили в Сиэтл, Леона больше нет, и еще восемнадцать человек погибли.

— Не забывай, что ты чуть не умер, — напоминаю я ему.

Он делает скучающее лицо, как будто это не важно.

— И через неделю они снова откроют Роли Хай. Чертовы ублюдки. Можно было бы дать нам всем немного больше времени, чтобы прийти в себя.

— Нам всем рано или поздно придется вернуться в наш выпускной год, я, например, предпочла бы покончить с этим и двигаться дальше, черт возьми.

— Да? И что же мне остается, Argento? Ты так быстро пытаешься уехать из города и все такое…

— Я уже не так сильно взволнованна по поводу отъезда из Роли. Просто старшая школа отстой. Ведь было бы неплохо поступить в колледж где-нибудь, где не так холодно? И я вроде как надеялась, что ты тоже сможешь это сделать…

Алекс решительно качает головой.

— Я не могу... не могу пойти в колледж. Монти никогда не оставит меня в покое, если узнает, что я умею правильно читать и писать.

— Ты поступишь в колледж! — Говорю я. — Пойдешь со мной, куда бы я ни отправилась, и тебе это понравится. Ты должен пообещать.

Он наблюдает за мной с задумчивым, серьезным выражением в глазах. Алекс слишком бледен после всего, что ему пришлось пережить, но уже выглядит намного лучше, чем раньше.

— Хорошо, Сильвер Париси. Если это то, чего ты хочешь, то прекрасно. Я пойду с тобой в колледж. Последую за тобой хоть на край гребаной земли, если это сделает тебя счастливой. Но сначала нам нужно кое-что сделать.

— И что же?

— Сначала мы должны закончить школу.

Эпилог.

В вашей жизни есть дни, которые представляют собой нечто большее, чем ряд часов, связанных вместе. Дни, которые начинаются так же, как и все остальные. Вы едите завтрак. Изо всех сил пытаетесь найти свои ключи. Вы злитесь на свою маму, или на своего отца, или на брата, или на друга. Вы не можете найти рубашку, которую хотели бы надеть, и это похоже на конец света. А потом происходит нечто. Что-то настолько ужасное и катастрофическое, что внезапно тот факт, что вы опаздывали, больше не имеет значения. Буквально или метафорически взрывается бомба, и все крошечные раздражения, которые сводили вас с ума, отчетливо высвечиваются, показывая их такими, какие они есть: неважными. Настолько несущественными, что вы пытаетесь смириться с размером Вселенной и тем, как мало вы контролируете в своей жизни.

За последние двенадцать месяцев я уже пережила два таких дня. Земля была вырвана из-под меня, я была ошеломлена, и контекст окружающего меня мира изменился так резко, что оглядываясь вокруг и не узнаю того, что когда-то было знакомо. Но главное в этих кошмарных днях, что продолжает удивлять и смущать меня — это то, что сразу за ними следует череда дней, когда все медленно, но верно возвращается в нормальное русло. А жизнь? Жизнь просто продолжается, несмотря ни на что.

Я сижу на трибуне в спортзале средней школы Роли, окруженная тремя сотнями других студентов, и меня поражает то, что люди уже каким-то образом находят в себе силы смеяться. Да, есть слезы. Да, есть утешающие объятия, и есть пустые места, но я также вижу надежду в глазах людей, и слышу их слова ободрения и утешения. Я ощущаю чувство общности среди моих сверстников, которое привыкла чувствовать каждый день, прежде чем была поймана в ловушку в ванной комнате с Джейкобом Уивингом, и это... это то, что позволяет мне сидеть прямо, высоко подняв подбородок, и терпеть боль от того, что произошло в нашей школе две недели назад.