Школьный маг и ночные кошмары

- Анжела, давай на казнь ведьмы останемся!

- На …казнь ведьмы? – мне понадобилось усилие, чтобы сдержать как невольную дрожь, так и невольную грустную усмешку.

- Всё равно уже скоро одиннадцать! – подключилась Аня, - Даже ждать не придется.

- Хорошо, - кивнула я, - Но в первые ряды я не полезу. Шоу не в моем вкусе.

Мы как раз вышли на главную площадь, где вовсю шел суд инквизиции. Я встала чуть сзади и в стороне, девчонки принялись проталкиваться вперед, Каширский остался со мной.

- Анжел, что случилось в аттракционе? Чего ты так испугалась? – хмуро спросил Каширский.

- Да так, - слабо улыбнулась я, не спуская глаз с цыплячьей куртки, маяком светящейся в темноте, - Привиделась пакость, хорошо, что вы рядом оказались.

- Я же сказал, что приду на помощь, - фыркнул Женя.

- Спасибо, - серьёзно ответила я.

- Женя! Сфотографируй, пожалуйста! – девчонки махали Каширскому руками.

- Что там фоткать-то? – тихо удивился Женька, а я, расшифровав усиленную жестикуляцию сестры, перевела:

- Возле построенного костра хотят сфотографироваться, пока не горит и народу мало, все за судом следят.

- Обойдутся, - пожал плечами Каширский, - Я с тобой останусь.

- Да ладно, я не ребенок! – дернулась я, желая остаться одна, чтобы обдумать происшедшее в Лесу ужасов, и как-то втиснуть его в объяснимые и логические рамки, - Иди, пожалуйста, сделай доброе дело! Я никуда отсюда не денусь.

Каширский сделал какое-то сложное лицо, но возражать не стал, и направился к радостно подоспевшим к нему Кате с Аней.

- А вот я не был бы в этом так уверен, - раздался за спиной знакомый голос. Почти нормальный человеческий голос, без всяких спецэффектов, но всё равно узнаваемый.

Я промолчала и оборачиваться тоже не стала. А уж подпрыгивать с громким испуганным воплем тем более.

- В том, что ты никуда отсюда не денешься, - продолжал ночной кошмар.

И я снова смолчала, поражаясь своему спокойствию. Перегорела, должно быть. Или вредничаю?

Мое нарочитое игнорирование ему не понравилось, и он заступил так, чтобы наши лица находились напротив друг друга.

- Видишь, как люди поступают с ведьмами? Их пытают, а потом убивают, - светским тоном продолжил беседу вампир. Вернее, свой монолог, я-то ведь в разговоре не участвовала. Уставилась ему глубокомысленно на воротник рубашки и пыталась придумать, на что похожи испортившие его пятна крови, благо мои глаза находились как раз на этом уровне.

- На волне ужаса Хозяйке легче пройти в ваш мир, - понизил голос вампир, и в нем появились скрежет и тягучесть, - Кровь уже пролилась, и ещё прольется. Тебя отпустили, но жертва должна быть принесена. Сегодня вечером ведьма должна умереть.

Он отстранился с легкой приятной улыбкой, а я подняла голову. Ведьма должна умереть? Что это значит?

- Анжел, с тобой кто-то был? – Каширский проталкивался ко мне.

- Да, - не стала я врать, - Вампир тот со странностями, говорил, что ведьма умрет.

- Скоро, - фыркнул Каширский, - Суд закончился, слышишь шум? Это её на костер тащат.

Ведьма умрет. Ведьма умрет. Эти слова просачивались сквозь мою заторможенность, непонятно тревожили, не давали покоя…

- Пойдем, - я тронула Каширского за руку.

- Ты же вроде не хотела? – удивился парень.

- Проверить надо, - чуть слышно сказала я и, не дожидаясь Каширского, стала пробираться к костру, огибая зевак.

Костер был чудо как хорош. Прямо в центре площади, сложенный идеальной пирамидкой, с высоким столбом на эшафоте и симпатичными деревянными ступеньками, ведущими к нему…Всё для комфорта сжигаемой ведьмы и услаждения зрителей.

Наверняка у них всё продумано, я обошла сооружение кругом, противопожарная безопасность и так далее…может, и настоящего огня не будет, так, иллюзия? Не видно же, что находится за этими аккуратными бревнышками и вязанками хвороста, может, какая хитрая система.

Отчего же мне так плохо?

Показалась процессия: упирающуюся осужденную ведьму волокли на казнь. Факельное шествие в ночи впечатляло: впереди шел бубнивший на латыни (или на псевдолатыни, всё равно никто не разбирался) лысый инквизитор в черных развевающихся одеждах, за ним стражник тащил на веревке упирающуюся ведьму, замыкали процессию двое прислужников: они кривлялись не хуже нечисти, размахивали чадящими факелами и время от времени тыкали бедную девушку палками, призывно крича: «Смерть ведьме!» Толпа, как ни странно, клич подхватила, то ли увлекшись спектаклем и артистично подыгрывая, то ли поддавшись низшим стадным инстинктам.

Инквизитор был страшным, прислужники – отвратительными, ведьма, как и полагается, молодой и прекрасной. Из её огромных глаз лились обильные театральные слезы, красивый пухлый ротик шептал мольбы о пощаде, тонкие запястья, перехваченные грубой веревкой, смотрелись хрупко и беззащитно, а роскошные длинные волосы разметались по просторному длиннополому одеянию, гибриду ночной рубашки и арестантской робы.