Школония

Я слышал это слово постоянно: утром, днем и вечером. И каждый раз мне хотелось прокричать его, адресуя сиделке Аните. Но все, что мне оставалось делать, это просто закрыть дверь и вернуться к столику с книгами.

Итак, что тут у нас? На столе были разбросаны «Как приручить дракона», первая и восьмая части, «Одд и Ледяные великаны», «Хоббит» и книга, которую я читал постоянно, но ненавидел в душе – «Мы, лишенные чувств». Если первые четыре я мог смаковать с удовольствием, отвлекаясь от обыденности и погружаясь в мир загадок и приключений, то в этой меня каждый раз ждало жесткое столкновение с реальностью. В ней были и дружба, неведомая мне, и любовь, в существование которой я не верил. Все эти понятия были для меня далеки: я не имел друзей – людей, не родных по крови, но готовых встать за меня горой.

Мне уже тринадцать лет, но я могу лишь рассуждать об этих понятиях.

Что такое дружба? Когда она приходит и когда уходит? И можно ли назвать дружбой ту связь, что после недолгого контакта исчезает, или она живет до самой смерти?

Я не знал. В книгах герои были неразлучны, как земля и луна, и не было конца их связи. А что же в реальности?

Отец никогда не рассказывал о своих друзьях, а мужчины в черных костюмчиках, что являлись к нам в дом, больше походили на тех людей, ищущих выгоды, а не дружбы. И сиделка Анита была из их числа.

Что же до любви… Ох, тема, больная абсолютно для всех. Каждый хоть раз переживал нечто называемое этим красивым словом – любовь. И в книгах она описана так сказочно и так волшебно, что диву даешься, думая: «Неужели люди могут быть настолько привязаны друг к другу? Настолько верны, что идут на обратную сторону жизни вслед за любимым человеком?». Звучит волшебно, и оттого нереально.

Вы скажете: «А как же твоя любовь к отцу?». Я отвечу.

Любовь к отцу дана мне с первых дней жизни, как и любовь к матери, бросившей нас из-за моих отклонений. Я люблю ее за то, что дала мне жизнь, любовь эта безусловна. Понимаю, что на свете есть тысячи семей, благополучных только на людях. А дома они постоянно скандалят и еле терпят друг друга, вынужденные играть свои роли, лишь бы кто-нибудь не сказал про них чего-то дурного.

И если у дружбы пола нет, то есть ли пол у любви?

Я услышал за дверью знакомое ленивое шарканье тапочек, подошва которых была истерта почти до дыр. Дверь открылась. На пороге стояла как всегда мрачная Анита.

– Жрать подано. Выкатывать я тебя не стану, сам доберешься.

Я ни капельки не удивился такому «приглашению». Напряг свои тонкие руки и крутанул колеса вперед. Не сказать, что было тяжело делать это каждый раз, когда этой кикиморе лень. К своему весу я привык, и к ногам, которые никогда не чувствовал, тоже.

На персональном низеньком кухонном столе ждала яичница, из которой сочилось масло, снизу, судя по краям, она нехило подгорела. Анита поставила передо мной стакан молока так резко, что я дернулся от неожиданности, а молоко немного выплеснулось через край. Она поставила блюдце с парой кусочков свежего кукурузного хлеба – моего любимого. Не подумайте, что сиделка дала его мне, потому что я его люблю. Просто в доме другого не было.

После первого же кусочка яичницы я понял, что Анита, вероятно, выронила на сковородку все содержимое солонки. Едва ли случайно. Каждый последующий кусочек я заедал хлебом, а под конец запил все молоком.

Все это время Анита подпиливала свои ногти-когти, которые действительно походили на когти зверя – такие же черные и острые, любому глаз можно выколоть. Я исподлобья наблюдал за тем, как она перекидывала одну худую ногу на другую и наоборот, перебирала свои прямые каштановые волосы и поправляла малиновую майку. Она была красива снаружи, и как жаль, что уродлива внутри. Иногда я задумывался, совершала ли эта девица хоть раз в своей жизни добрый поступок? Типа подкармливания бездомного котенка или подачи милостыни несчастной старушке. Но, судя по высокомерному выражению ее лица, даже во время работы пилкой сострадание и доброта были для нее словами с другой планеты.

– Мы прерываем нашу передачу для экстренных новостей, – раздался голос диктора из висевшего в уголке старенького телевизора. – В *** неизвестные ограбили сувенирную лавку, предварительно избив хозяина – Михаила Ткаченко. По предварительным данным, Ткаченко находится в критическом состоянии. Врачи сообщают, что полученные травмы требуют длительного лечения. Есть версия, что это дело рук местной банды ШМИТ. Сейчас нам показывают фото их главаря, – на экране появилось размытое фото мужчины в темной куртке. – А теперь к другим новостям…

Такие новости поступали почти каждый день и уже никого не трогали. Все давно привыкли.

Наш город и городом-то назвать сложно. Да, есть свое региональное телевидение, но шли по нему в основном новости, ненадолго прерывая передачи федерального ТВ. Жителей было от силы двадцать тысяч, судя по статистическим данным из местной газеты.