– I like Italian people[218], – сказал раненый, протянул руку, коснулся моего колена и улыбнулся.
Я сжал его руку в ладонях и отвернул лицо. Комок встал в горле, я не мог дышать. Я охотнее убил бы его своими руками, чем видеть его страдания. Я покраснел при мысли, что этот бедняга, лежащий в грязи с огромной дырой в животе, – американец. Лучше бы это был итальянец, итальянец, как я. Я не мог вынести мысли, что несчастный американский парень мучается по нашей вине, и по моей вине тоже.
Я отвернулся и смотрел на этот странный полевой праздник, это маленькое полотно Ватто, написанное Гойей. Живая и тонкая сцена: раненый на земле, негр, опершийся о ствол оливы и играющий на губной гармонике, бледные изможденные девушки в изорванных одеждах, прильнувшие к розовощеким красавцам американским солдатам, – все они на фоне серебристых оливковых рощ, среди голых холмов, усеянных красными камнями по зеленой траве, под древним серым небом, прорезанным тонкими голубыми венами, под этим вялым и морщинистым, как лицо старухи, небом. Рука раненого в моих руках потихоньку остывала и слабела. Я поднял руку и закричал. Все обернулись, потом подошли и склонились над раненым. Фред отошел, он лежал на спине с закрытыми глазами. Белая маска легла на его лицо.
– Умирает, – тихо сказал сержант.
– Спит. Он уснул без мучений, – сказал я и погладил лоб мертвого парня.
– Не трогать! – крикнул сержант и грубо схватил меня за руку.
– Он умер, – сказал я тихо, – не кричите.
– Он умер по вашей вине, – закричал сержант, – это вы заставили его умереть, это вы убили его! Он умер из-за вас, в грязи, как собака. You bastard! – и ударил меня кулаком в лицо.
– You bastard! – закричали остальные и угрожающе замкнули кольцо.
– Он умер без мучений, – сказал я, – он умер, даже не сознавая, что умирает.
– Shut up, you son of a bitch![219] – крикнул сержант и ударил меня в лицо. Я упал на колени, ручеек крови потек изо рта. Все бросились на меня и стали бить кулаками и ногами. Я не защищался, не кричал, не говорил ни слова. Фред умер без мучений. Я отдал бы жизнь, чтобы помочь бедному парню умереть без боли. Я стоял на коленях, все били меня кулаками и ногами. Я думал о Фреде – он умер без мучений.
Вдруг послышался шум мотора и скрежет тормозов.
– Что там? – крикнул голос Кэмпбелла.
Все отошли и замолчали. Я остался возле мертвого, стоя на коленях, лицо у меня было в крови, я молчал.
– Что сделал этот человек? – сказал капитан медицинской службы Шварц из американского госпиталя в Казерте, приближаясь к нам.
– Из-за этого итальянского подонка, – сказал сержант, с ненавистью глядя на меня, слезы струились по его лицу, – из-за этого грязного итальянца он умер. Он не дал нам отвезти его в госпиталь, он заставил его умереть как собаку.
Я с трудом встал на ноги и молчал.
– Почему вы не дали отвезти его в госпиталь? – спросил Шварц, маленький бледный человек с черными глазами.
– Он умер бы все равно, – сказал я, – он умер бы по дороге в страшных муках. Я не хотел, чтобы он страдал. Рана в живот. Он умер без мучений и даже не заметил. Заснул как ребенок.
Шварц посмотрел на меня, подошел к мертвому, поднял одеяло, внимательно осмотрел страшную рану. Набросил одеяло, повернулся ко мне и молча пожал мне руку.
– I thank you for his mother, – сказал он, – я благодарю вас от имени его матери.
– Меня беспокоит, – сказал генерал Корк, – что в Неаполе распространяется сыпной тиф. Если эпидемия не утихнет, я буду вынужден вывести свои войска из города.
– Зачем так беспокоиться? – сказал я. – Видно, вы не знаете Неаполя.
– Может быть, я и не знаю Неаполя, – сказал генерал, – но мои санитарные службы хорошо знают вошь, переносчика заразы.
– Это не итальянская вошь.
– Но и не американская. Конечно, это русская вошь. Ее принесли в Неаполь итальянские солдаты, вернувшиеся из России.
– Через несколько дней, – сказал я, – в Неаполе не останется ни одной русской вши.
– I hope so[220], – сказал генерал.
– Вы, конечно, не поверите, но неаполитанская вошь, настоящая вошь из переулков Форчеллы и Паллонетто, одна стоит четырех несчастных русских вшей.
– Прошу вас, не говорите так о русских вшах, – сказал генерал Корк.
– В моих словах нет никакого политического намека, – сказал я, – я только хотел сказать, что неаполитанские вши сожрут всех бедных русских вшей, и сыпной тиф исчезнет. Увидите, я знаю Неаполь.
Все рассмеялись, а полковник Элиот сказал:
– Мы все кончим, как русские вши, если останемся надолго в Европе.
Сдержанный смех пробежал вдоль стола.
– Отчего это? – сказал генерал Корк. – В Европе все так любят американцев.
– Да, но не любят русских вшей, – сказал полковник Элиот.
– Не понимаю, что вы хотите этим сказать, мы же не русские, мы – американцы.
– Of course, we are Americans, thanks God![221] – сказал полковник Элиот. – Но, съев русских вшей, европейские паразиты возьмутся за нас.
– What? – воскликнула миссис Флэт.