Расстояние было метров 50 – многовато, что можно разглядеть, да иии…, может он ошибся? Это открытие многое объясняло, многое шокирующе меняло, но…, но не исправляло ситуации. В любом случае, важно одно – жива Ия или нет?! Остальное вообще пока не интересовало, даже то – зачем он здесь, и почему именно так с ним обошлись.
Он так и не смог себе представить ее смерть – такого не могло случиться! Ему казалось, что он чувствует ее присутствие среди живых и даже пытался каким-то образом нащупать супругу в пространстве. Начиная слышать какие-то голоса, наверное те, которые хотел и которые заставил появиться из подсознания. Поймав себя на мысли, что это похоже на сумасшествие, просто провалился в сон на несколько минут. Увидев в забытьи чтото мучительное, очнувшись понял, что должен хоть что-нибудь предпринять…
…Кое как он поднялся, появившаяся надежда дала силы – может все еще не так плохо и то, что сейчас с ним происходит – это самое худшее из происходящего в его семье. Он аккуратно поднялся, подошёл к грязной и обшарпанной двери, постучал и позвал, постаравшись привлечь к себе внимание. Каждый звук вырывающийся из его легких, да что звук, даже дыхание, вызывали боль – ребра видно поломаны, да он ещё и не отошел от последствий происходящего в ангаре.
Не страшно. Дико захотелось пить, но знать о настоящем положении дел гораздо важнее. Барабаня все громче и громче, после прислушиваясь и ничего не слыша, начинал заново, пока не начал приближаться шум, плавно перешедший в мат, ничего хорошего не предвещавший:
– Щас я тебя… научу чужой сон уважать…, ну ты, свиное рыло…, высунь-ка башку… – Маленькое окошечко открылось, Алексей опустил лицо на его уровень, открыл рот, с силой вдыхая воздух, чтобы выдыхая задать вопрос, и именно в этот момент получил заряд струи какой-то гадости из баллончика. Она попала и в глаза, и в глотку, и на руки. Дикая боль от слизистых покровов трахеи до слизистой оболочки глаз, разорвала криком небольшое пространство камеры, сквозь который слышался хохот человека, сделавшего подлость и явно получившего от этого удовольствие.
Не было ни воды, ни тряпки, руки в этой же гадости, боль все сильнее жгла и если хотя бы не попытаться смыть, то «привет» зрению или… С болью в избитом теле мужчина, скинув рубашку и экономно намочив ее собственной мочой – единственной доступной жидкостью, аккуратно попытался стереть хоть что-то или промыть уже выжимая ткань на открытые глаза запрокинутой головы. Что делать!!!.. Чем хуже и сложнее ситуация, тем быстрее он собирался с мыслями и концентрировался в поступках. Думать было некогда, на полную катушку работала интуиция…
Остатками прополоскал горло – никогда Алексей не думал, что будет экономить отходы жизнедеятельности собственного организма. Жидкость содержала соль, а потому хоть и разбавляла, и главное смывала консистенцию из баллончика, сама же продолжала разъедать обожженную слизистую, но уже ни так агрессивно, как сжиженный газ.
Ужасное состояние физическое усугубляла эмоциональная составляющая и еще больше отсутствие ответов на главный вопрос: «Что же с Ией и Ванюшкой!»
Глаза открыть было не возможно – распухли веки, слезились глаза. Каждый вдох и выдох причинял боль уже не только из-за поломанных ребер, но и по причине обожженных трахеи, слизистой полости рта и разбухшего языка. Все это требовало ухода и быстрейшего воздействия медикаментов, а не бездействия.
В результате к утру говорить он вообще не мог. Вся слизистая не просто покраснела и облипла, то ли слизью, то ли лейкоцитами, но и распухла так, что ни то чтобы слюну проглотить но и вдохнуть или выдохнуть составляло большую проблему – он уже начал задыхаться и хрипел, ловя сознанием последние утекающие мысли.
Впрочем, если бы не это состояние, в котором его обнаружили чуть живого, возможно Алексея забили бы до смерти еще до полудня, выколачивая нужные признания. А и не получив, тоже бы забили – другого не дано, ведь генералы не ошибаются!
«Солдат» был найден с утра в обмороченном состоянии, в почти коме, не способный дышать, с бурыми огромными распухшими веками, полностью сравнивающие глазные впадины со лбом. По всей камере кровь, как и он сам, и его разорванная рубашка – от куда в темноте и с обожженными глазами ему было знать, что в его моче больше крови, чем самой мочи!
Везение это или еще что-то – об этом он будет думать после, через несколько дней. Сегодня же бригада реаниматологов, приехавшая лишь через пол часа, хотя сам Верхояйцев ездил за ними, понимая, что если главный подозреваемый уйдет со сцены, его самого разорвут, а перед этим лишат «девственности», сразу взялась за дело, правда предупредив, что в случае летального исхода в документах напишут о состоянии больного, как о раненном и прошедшем через пытки и издевательства.
Состояние офицера, стало стабильным лишь к вечеру, но ни о каких допросах на три – четыре дня и речи быть не могло. Это спасло и его, и Ильича, но…, но поставило Алексея перед очередным выбором, который сделал его жизнь…, а жизнь ли?