Шкурка бабочки

Мы – предатели, а предавать трудно только в первый раз. Трудно уволиться с работы и уехать в Москву. Трудно сказать себе: «Я смогу поднять этот бизнес». Трудно первый раз произнести: «Мама, я не могу с тобой говорить, у меня совещание» – и бросить трубку. Потом все получается само. Ты покупаешь квартиру в Москве, ты поднимаешь этот бизнес, ты привычно платишь по родительским счетам. Ты легко сдаешь Гришу и Костю человеку, который кинет их – и, возможно, кинет тебя.

Трудно только в первый раз – в бизнесе и в любви. Трудно раздеться перед незнакомым мужчиной, трудно первый раз ответить на поцелуй, трудно принимать ухаживания людей, которых совсем не любишь. Так было с Олегом: он ухаживал за мной полгода, присылал цветы, приглашал в рестораны. Он был начальником отдела в крупном банке, которому контора, где я работала, делала веб-сайт. Сначала Олег показался мне слишком напыщенным, потом – слишком настойчивым, потом я говорила себе, что он человек не моего круга. Однажды мы ужинали вместе, я плохо себя чувствовала, у меня болело горло, и поэтому я не произносила почти ни слова. Когда уже подали десерт, Олег достал из кармана коробочку. Внутри лежал браслет с темно-красными камнями, он надел мне его на руку и поцеловал мои пальцы, один за другим. В этот момент я и поняла, что дальше не удастся оттягивать неизбежное. Ты уже взрослая девочка, сказала я себе, сколько можно морочить мужику голову? Дай ему сегодня вечером, он больше не появится, а вы будете квиты.

Олег всегда провожал меня до дома, но в этот раз я позволила ему подняться. Тогда я снимала однокомнатную на «Аэропорте» и прямо из прихожей он отнес меня на постель. Мы начали заниматься любовью, и я почувствовала: происходит что-то не то. Мне было трудно дышать, горло саднило, будто его протерли наждаком. Я была беспомощна и пассивна, так что Олег вертел меня, как бесчувственную куклу. Когда он кончил, я так и осталась лежать, как он положил меня пять минут назад. Он встал, нагнулся ко мне и спросил: «Что-то не так?» – а я только махнула рукой в сторону двери, мол, уходи. Он оделся, прошел на кухню, попил воды и снова вернулся в комнату. Тебе точно ничего не нужно? спросил он и я снова покачала головой и махнула рукой на дверь. Он пожал плечами, поцеловал меня в неподвижные, обветренные губы, сказал: «Извини меня, я видимо…» – и ушел, так и не договорив. Трудно только в первый раз – так что утром у меня была температура под сорок, и я провалялась в постели неделю. Каждый день Олег заезжал ко мне, привозил продукты, лекарства и цветы. В этом было что-то старомодное – и так мы стали любовниками.

Я переехала с «Аэропорта» в Сокольники, потом купила квартиру на «Университете», и все эти годы раз в неделю, иногда реже, иногда чаще, мы встречались с Олегом и ужинали в ресторане. Он рассказывал мне о своей работе, иногда упоминал о жене и детях – так, между делом, как о само собой разумеющемся. Именно от него я впервые узнала о том человеке, которому хочу сдать Костю и Гришу. Олег сказал, что, если я захочу увидеться с этим человеком, он сможет устроить нашу встречу.

Да, мы встречались, ужинали в ресторане, а потом занимались любовью. На прощание Олег целовал меня и уходил, а я оставалась одна-одинешенька, девушка из хорошей ленинградской семьи, где говорили, что главное в жизни – это любовь.

Стоя перед зеркалом, одна-одинешенька, я подумала, что, может, они не просто говорили, может быть, они верили в это на самом деле? Я же верю в это до сих пор, хотя никому, кроме Ксюши, не решилась бы сознаться.

Ксюша часто смеется надо мной, говорит: надо трахаться чаще, тогда не будешь путать секс и любовь. Говорит, что, если бы за эти три с лишним года у меня был не один мужчина, а пятеро или шестеро, я бы могла сказать, кого из них люблю, а так – у меня любовь, что называется, из подбора, из того, что есть под рукой, точнее, из того, что побывало между ног. Ксюша, кстати, не говорит «между ног», она вообще избегает эвфемизмов, как, кстати, и многие ленинградские девушки из хороших семей. Я никогда не говорила таких слов, не говорю их и сейчас, но не потому, что смущаюсь, а потому, что они давно стали для меня рабочим инструментом, терминологией, которой иногда пользуются партнеры по бизнесу, в особенности – поставщики. Странно было бы использовать такие слова в повседневной речи – для меня это так же странно, как назвать чек из «Ашана» платежным документом.

Но какие бы слова ни говорила Ксюша, я думаю, если бы у меня был не один мужчина, а пять, шесть или семь – по числу похотливых полногрудых шведок, – я бы не смогла любить никого из них. У меня было бы в несколько раз больше секса, но совсем не осталось бы любви. Девушки моего типа так не могут.

Ксюша, спросила я однажды, а ты была когда-нибудь влюблена? Такой настоящей девичьей любовью, как в кино? Наверное, в пятом классе, ответила Ксюша, и может быть – в Никиту, моего первого тематического. А так – нет, никогда. Я же говорю – надо больше трахаться.