Ксения почему-то вспоминает, как Влад кричал: «Оля, принеси лед!» – и мексиканская статуэтка сразу тяжелеет в руке.
– Сделаем им страницу, – говорит она, – не проблема. Надо же помочь сестрам-женщинам. Но я бы посоветовала им учить карате и ушу.
– Я бы посоветовала им получить хорошее бизнес-образование, – смеется Оля, – и пойти годик поработать. Это опыт пострашнее карате и ушу.
– А что тот человек, – вспоминает Ксения, – про которого ты меня спрашивала, помнишь? Будешь с ним работать?
Оля качает головой.
– Я еще не решила, – говорит она, – мои партнеры не оставляют мне выхода. Если так пойдет дальше, они развалят бизнес к весне.
– Понимаю, – говорит Ксения, но на самом деле – не понимает, потому что как бы ей ни хотелось разбираться в бизнесе, она всего-навсего успешный журналист, может быть – неплохой IT-менеджер и успешный профессионал в тех областях, где, слава богу, и не надо знать о бизнесе.
Они уже выбрали десерт, ждут, пока принесут кофе, и тут Оля решается и говорит:
– Знаешь, кажется, я залетела.
Вот это новость, думает Ксения, и спрашивает, какая задержка, а потом задает вопрос, на который уже знает ответ:
Нет, говорит Оля, я еще ничего не решила, я боюсь одна воспитывать, не справлюсь, но, может, я все-таки оставлю, потому что мне уже тридцать пять, и не факт, что будет еще один шанс, а Олега я все-таки люблю, и если будет мальчик, он будет на него похож. И когда она говорит об этом, Ксения кладет свою руку с не знающими маникюра ногтями на благоухающую, ухоженную Олину кисть и легонько гладит ее, говоря:
29