Шкурка бабочки

Если бы Алексей любил говорить с таксистами, он бы ответил, что жена, конечно, пустит, жена, конечно, понимает, что у него кризис, может, середины жизни, а может, просто-так-кризис. Водитель рассказал бы – у его брата тоже был кризис, а потом оказалось – запой, так что пришлось зашиться и кризисы как рукой сняло, жалко только, через год угодил под машину. Какой-то пьяный полудурок сбил его прямо на остановке, видать, не зашился вовремя. Видать, на роду брату твоему было написано от водки помереть, сказал бы Алексей, а таксист сказал бы все там будем, и за этим разговором они бы скоротали время. Может, водила изрек бы какую-нибудь народную мудрость, типа, что дети – это самое главное или какую бог дал жену – ту и терпи, ну, или какую-нибудь еще, у Алексея всегда были проблемы с пословицами и крылатыми выражениями. Но так или иначе, заговори он с таксистом, он, возможно, перестал бы думать о Ксении, вспоминать, как лежит она, вытянувшись на спине, худая и трогательная, жилки просвечивают сквозь кожу, лежит, бесстыдно раздвинув ноги, хотя, конечно, чего здесь стыдиться, если только что они занимались любовью, по крайней мере, он занимался любовью, целовал маленькие шрамы на сгибах локтей, нежно, стараясь не сделать больно, перекатывал между зубами цилиндрики сосков, проводил пальцем по свежей ране на внутренней поверхности бедра (что это? Так, порезалась) Только что, говоришь? Когда оно было, это «только что»? Месяц назад, не меньше. Скажи мне, Ксения, что случилось? Мы видимся каждый день в офисе, ты доброжелательна и дружелюбна, но я чувствую, между нами вырастает какая-то незримая стена, и я не могу понять, что я сделал не так. И вот всю дорогу он говорит с Ксенией, вместо того, чтобы говорить с таксистом, и очень, кстати, зря, потому что Ксения ничего ему не отвечает, а таксист мог бы сказать какое-нибудь бон-мо стерпится, коли не сотрется, что бы это ни значило, хотя, в общем, и так ясно, мол, терпение – это все, что нам остается, а время лечит. Оно же, впрочем, и разрушает – так что, выходит, либо оно лечит только то, что не разрушает, либо разрушение само по себе есть часть лечения. Так оно всегда с пословицами и крылатыми выражениями, даже когда смысл их туманен, на поверку он оказывается банальней некуда. Но все равно, лучше было бы говорить с таксистом, тогда он, может, получив деньги, не рванул бы с места, оставив тебя стоять на морозном московском воздухе, далеко за полночь, а спросил бы, наверное: эй, парень, ты что, не туда приехал, чего стоишь и смотришь? И ты тогда бы ответил ему: вот, блин, назвал не тот адрес, давай я доплачу, а ты вези-ка меня отсюда куда подальше, то есть, собственно, теперь уже точно домой. И таксист сказал бы: ну, ты мужик даешь! или: ну, совсем заработался! но так или иначе, ты бы снова забрался в машину, и она увезла бы тебя куда подальше. Но для этого, само собой, надо было говорить всю дорогу с таксистом, а не вести нескончаемый монолог, обращенный к Ксении, которая ничего на него не могла ответить, потому что в это время сидела дома, включив ноутбук и одной рукой отвечая на вопросы alien'a, а другой… впрочем, лучше тебе не думать об этом и не знать, ведь Ксения сейчас не думает о тебе и не знает, что ты стоишь у самого ее подъезда, а спирали поземки вьются у твоих ног, будто линии неведомо чьей судьбы, которые ветер меняет одним своим дуновением.