- А если бы они пошли на прорыв? - Спрашивает ИнЧжон, оставшись в одних трусах.
- Нет. Тогда без жертв не обошлось бы точно. А это уже совсем другая история,- тоже раздевшись до трусов, отвечаю я.
- Ты рисковал, Ёжик,- говорит ИнЧжон и снимает с себя трусы.
- Кто не рискует, тот не пьёт шампанское,- говорю я, и мои трусы летят в шкафчик.
Стою, смотрю на голую ИнЧжон и обдумываю вторую часть поговорки, где про женщин. Раздетую ИнЧжон я вижу не впервые. Душ у нас общий и после репетиции мы принимаем водные процедуры все вместе. Но раньше я смотрел на неё словно сквозь толстое стекло. Сейчас же я могу подойти и дотронуться рукой. И если я это сделаю... Если я это сделаю, то обреку себя на продолжение. И кто тогда будет продолжать? Позавчера у нас всё закончилось одним единственным поцелуем. И это был далеко не дорамный поцелуй. Когда мы целовались с ИнЧжон, я чувствовал себя мужиком. Но, как мужик, я больше ничего ей предложить не мог. Всё, что сверх поцелуя сознание воспринимает, как розовые игры. Но я же мужик! Какие игры? Так что поцелуи в отношениях с девушками для меня потолок. А хочется всё равно большего. Но из большего - то, чего не хочется. И как разрулить всё это - непонятно. ИнЧжон права. Я - Ёжик. Я хочу цветов, но могу получить только музыку. Я хочу музыку, но могу получить только цветы.
Выныриваю из задумчивости и ловлю себя на том, что сканирую тело ИнЧжон сверху вниз и снизу вверх, и опять вниз... ИнЧжон смотрит на меня с полуулыбкой, наконец, говорит:
- Какой любопытный Ёжик...
Ответить не успеваю. Дверь открывается и в раздевалку все разом вваливаются девчонки. Громко обсуждая какую-то ерунду, они начинают раздеваться. Минута - и я оказываюсь в раю, в окружении обнажённых гурий.
Голой гурьбой, мы отправляемся в душевую. На ум приходят слова, которые к своей 'Зиме' самолично написал Антонио Вивальди: '...Тяжка зима, но радости мгновенья порой смягчают лик её суровый...'
Попрошу-ка я ИнЧжон чтобы спинку мне потёрла... А потом и сам ей потру... Решено!
ЮнМи, протягивая президенту с поклоном, двумя руками папку для бумаг:
- Вот, сабоним, это всё по первому отделению сольника Ли ХеРин. Я закончила работу над ним. В папке флешка с композициями, ноты и мои замечания, как продюсера, каким я его вижу.
Господин СанХён принимает папку. Морщится на слове 'продюсер', но вслух ничего не говорит, кивает своему мемберу на ближайший стул. ЮнМи садиться. Президент открывает папку и начинает бегло просматривать бумаги.
Юна, пользуясь моментом, задаёт мучавший её вопрос:
- Сабоним, вы знаете, что ХеРин выходит замуж?
Сабоним, не поднимая головы, утвердительно кивает.
- А как же тогда контракт? - Задаёт ЮнМи следующий вопрос.
Президент отрывается от бумаг и смотрит на своего мембера с немым вопросом в глазах: 'А тебе-то что?', но всё же отвечает:
- Агентство заключало с ней контракт, как с исполнителем классической музыки. Кто же знал, что она так раскрутится. Такого ещё не было.- Взгляд полный упрёка, мол, всё из-за тебя. - Ничего, в следующий раз умнее буду.
- Сабоним,- продолжает разговор ЮнМи.- Менеджер Ким сказал, что вы забираете у меня ЁнЭ. Вы отбираете у меня свой подарок? Или я что-то неправильно поняла?
- Второе! - Кривится президент.- ЁнЭ занята сейчас твоим кроликом. Через неделю вы с ней воссоединитесь.
ЮнМи кланяется:
- Спасибо, сабоним. А то без неё, как без рук. Ничего не пишется, не сочиняется. А это негативно сказывается на работе всего агентства.
Президент хмыкает.
- Насчёт вчерашнего,- говорит он.- Мне звонили оттуда,- кивок в потолок.- Поскольку информация в прессу не просочилась, решено инцидент придать забвению. Тем более что Катарская сторона принесла свои извинения. Агентству выплачена компенсация за доставленное неудобство. Тебе за моральный ущерб тоже перечислены какие-то деньги.
- Нужны мне их вонючие деньги! - Возмущается Юна.- Отошлю всё обратно! Пусть подавятся!.. А сколько там?
Президент снова хмыкает.
- Не знаю! Я дал реквизиты банковского счёты твоей мамы. Позвони ей, спроси, насколько сильно катарцы считают себя виноватыми.
В этот момент звонит телефон Юны.
- О! Мама! Счас узнаем, на какую сумму они мне ущерб нанесли...
Мама (взволновано): - Юна, мне только что на твоё имя перечислили деньги!
ЮнМи (небрежно): - Всё нормально, ма. Это гонорар.
Мама (изумлённо): - Гонорар?
ЮнМи (всё так же небрежно): Да, гонорар. Мы вчера пели в посольстве Катара.
Мама (всё так же изумлённо): - И за одну песню...
ЮнМи (перебивая): - Три!
Мама (не сбавляя градус изумления): - И за три песни тебе заплатили миллиард вон?!
ЮнМи (не врубаясь): - Сколько?
Мама (досадуя): - Миллиард!