Шла кукушка мимо сети

«…пусть они обе ненавидели меня, ты всегда оставался любезным сердцу моему, Лев, и занимал в нём то место, которое могли бы занять нерожденные мои дети. И ты это видел, и приходил ко мне даже под страхом наказания, украдкой и тайком, и вот именно поэтому ты, Лев, и читаешь сейчас это письмо. Я скажу тебе страшное. Они принесли нас в жертву, Лев, и тебя, и меня; я не знаю, кто из них двоих был тот диббук, который искалечил нас, и лишил будущего, любви, и покоя, но я дознаюсь, Лев. Пусть и ценой своей жизни дознаюсь. Я должна…»

* * *

Раньше Розе казалось, что город она знает неплохо, но уже по истечении полутора часов путешествия она вдруг поняла, что не узнает ни улицу, ни район, в котором сейчас находится. Странно, подумалось ей, брела вроде бы всего ничего, да еще и с остановками для определения поворотов, и на тебе, незнакомое место. Конечно, можно было бы достать телефон, включить его, и найти своё местоположение на карте, но Роза решила не торопить события. Пройдя очередной перекресток, она заметила неподалеку палатку с прессой, и подошла к ней, посмотреть сегодняшнюю газету, и немного передохнуть в теньке – уже сейчас, в восемь утра, солнце стало светить в свою полную июльскую силу, и Розе стало жарко. «Надо снять курточку, останусь в майке, – решила она. – А что? Вполне симпатичная майка, дорогая, к тому же сейчас чего только не носят». Майка и впрямь была симпатичная, небесно-голубая, с нарисованной собачкой корги, причем не простой, а с ангельскими крылышками. Чапачка моя, решила Роза, найдя майку на каком-то сайте. Вот она какая, моя Чапочка, ангел она теперь, собачий милый ангел. Майка стоила непомерные две с половиной тысячи, но Роза её заказала, и потом, получив от курьера утром следующего дня сверток, долго беззвучно плакала в прихожей, прижимая майку к груди. Они никогда не плакала на людях, лишь наедине с собой, и очень редко. И, разумеется, она надела майку, собираясь в своё Последнее Путешествие.

…Возле палатки с прессой никого не было. Роза подошла поближе, и принялась разглядывать содержимое подзапылившейся стеклянной витрины. И уже через минуту сообразила, что с витриной явно что-то не так. Сперва взгляд её наткнулся на обложки журналов, лежащих в переднем ряду. На одной обложке была фотография зеленой навозной мухи, на второй – омерзительно-правдоподобного рыжего таракана, на третьей – блестящего крупного слизняка, на четвертой находился мохнатый чёрный паук. Роза передернулась от отвращения, поспешно перевела взгляд выше – и тут же поняла, что зря она это сделала, ох и зря. Дальше лежали ещё журналы, ещё дальше – детские книжки, и на всех обложках было что-то столь же омерзительное. На фотографиях и коллажах человеческие тела и лица оказались срощены самым причудливым образом с телами и мордами животных, причем животных не симпатичных, вроде кошек и собак, а самых отвратительных и гадких. Павиано-люди, гиено-люди, крокодило-люди, змее-люди таращились на Розу из-за стеклянной витрины, и в каждом взгляде она видела тень жестокого ехидства, насмешку над её испугом. Ещё дальше, в глубине витрины, находились детские игрушки, и при взгляде на них Розу передернуло снова – потому что игрушки эти были под стать обложкам. Роза узнала Сиреноголового, про него она как-то прочитала в интернете, но вот остальные, не менее мерзкие, были ей незнакомы. Девочка-кукла, в нарядном розовом платье, с гадючьей головой. Плюшевый мишка – с крокодильим хвостом и пластиковыми зубами в два ряда. Мальчик в матроске, из рукавов рубашки высовываются щупальца. Плюшевый же крокодил с животом на молнии, в приоткрытом отверстии виднеются кукольные ножки и ручки, покрашенные красной краской…

– Женщина, вы чего-то брать будете? – окликнул её голос из палатки. – Я отойти хотела. Вы берете? Я закрою сейчас на пятнадцать минут.

Роза отвела, наконец, взгляд от кошмарной витрины, и заглянула в окошечко. Там, в пыльной полутьме, сидела женщина, от вида которой Розе стало совсем уже не по себе.

Продавщица оказалась старой, с сальными седыми волосами, на месте правого её глаза виднелась сморщенная пустая глазница, из которой что-то сочилось. Женщина была дородная, толстая, одетая в какой-то серый балахон, засаленный, как и её волосы, и с прорехами на обвисших рукавах.

– «Аргументы» есть? – спросила Роза.

– Чего? – не поняла продавщица. – Чего есть?

– Газета «Аргументы и факты», – сказала Роза, которая из всех газет только эту и признавала.