Шлейф сандала

Картина, открывшаяся моим глазам, выглядела эпично. Дядюшка был привязан к кровати, а во рту у него торчал кляп. Боже, мы как мафия… Я донна Корлеоне, а рядом со мной моя верная семья. Вернее клан. Тимофей Яковлевич смотрел на меня злобным взглядом и мычал, дергаясь всем телом. Ну как тут удержаться?

Заложив руки за спину, я обошла кровать и глухим голосом сказала:

- Ты пришёл и говоришь: Дон Корлеоне, мне нужна справедливость. Но ты просишь без уважения, ты не предлагаешь дружбу, ты даже не назвал меня крёстным отцом...*

Мне очень понравилось как я звучала. Дон Корлеоне точно бы оценил.

Тимофей Яковлевич замер. В его взгляде появилось недоумение, а потом страх. Но это было понятно, для него я несла черт-те что.

- Я сейчас достану кляп, не вздумай орать, - предупредила я. – Понятно?

Он закивал головой, и я вытащила тряпку из его рта.

- Чего тебе надобно от меня?! – визгливо поинтересовался он. – Свалилась на мою голову, голь перекатная! Развяжи меня! Немедля!

- К тебе тут за долгами приходили, - я села в кресло напротив кровати. – Морду видать набить хотели.

- И чего? – дядюшка моментально притих. – Что ты им сказала?

- Ничего, по щам получили и побежали в полицию жаловаться, - со вздохом ответила я. – Только ведь другие придут. От всех не отобьешься… Сколько должен?

- Двадцать рублей! – нехотя и со злостью ответил Тимофей Яковлевич, отворачиваясь от меня.

- Так отдай и спи спокойно, - я никогда не понимала тех, кто брал в долг, а потом тянул с отдачей. – Неужели самому приятно постоянно в страхе сидеть?

- Двадцать рублей! – воскликнул дядюшка, взглянув на меня как на дурочку. – Титулярный советник в месяц жалованье такое получает!

- Так брал зачем, если отдать не можешь?! – он начинал меня раздражать своими странными понятиями. – Сколько в парикмахерской в месяц имеешь?

- Сколько имею – все моё! – огрызнулся Тимофей Яковлевич. – Что ж мне все отдать и голодом сидеть?!

- А наследство от моего супруга? – я внимательно наблюдала за ним, а подозрения уже набирали обороты.

- Не перед тобой мне отчет держать! – он выпятил подбородок. – Нечего свой нос в чужую жизнь совать!

В общем, мне все стало понятно. Прокутил дядюшка денежки. Еще и долгов набрался. М-да… Никаких инструментов он не покупал, а все ушло на картежные игры.

Я поднялась и направилась к двери, размышляя над ситуацией. Нужно что-то решать, иначе жизни здесь не будет. С должниками ни в какие времена не цацкаются.

- Развяжи меня! – взвизгнул дядюшка вслед, но мне было не до него.

- Селиван, развяжи его, - попросила я слугу, ожидающего меня вместе с Акулиной в коридоре. – И дверь не забудьте запереть. Кстати, а как вы в комнату попали?

До меня только дошло, что ключей ведь ни у кого больше не было.

- Евдокия ключ запасной отдала, – Акулина протянула мне его. – Сказала, что наперекор вам не пойдет более.

Интересно… Ну да ладно. Молодец, что отдала.

- Пусть у Селивана будет, мало ли, - я хотела одного: добраться до кровати и упасть. Ноги болели, глаза слипались, а дел еще было столько, что, похоже, в таком состоянии мне еще долго придется находиться.

Но к следующему утру все прошло, и я чувствовала себя замечательно. После хорошей разминки у меня поднялось настроение, а после сытного завтрака оно улучшилось еще больше.

- Что делать-то будем? – спросила Акулина, заглянув в комнату Прасковьи, где я играла с Танечкой. – Работы полно, да не знаешь, за что браться!

- Вы тут себе занятия поищите, а мне нужно в одно место сходить, - я задумчиво посмотрела в окно. Кто, кроме меня, разберется с долгами дядюшки? В такой ситуации нужно действовать без промедлений, потому что всегда есть опасность остаться с голой… голым хлебобулочным изделием.

- Далеко? – заволновалась Акулина. – Вы ж городу не знаете!

- Меня Прошка отведет. Хочу с купцом поговорить, которому Тимофей Яковлевич должен, - я передала Танечку Прасковье. – Послушать охота, насколько все плохо.

- Э-эх… из огня да в полымя… - тяжело вздохнула Акулина. – Что-то боязно мне…

- Все будет хорошо, - сказала я, подумав в этот момент, что уже повторяю это как мантру.

Прошка удивленно выслушал меня и пожал плечами:

- Отвесть-то я отведу, вот только вряд ли Василий Гаврилович слушать вас станет. Тяжелый он человек, Еленочка Федоровна.

- Ничего, как-нибудь договоримся, - я не собиралась впадать в уныние раньше времени. – Двадцать рублей это не двести.

Мальчишка повел меня по московским улочкам, по которым уже сновал сонный народ. Время было еще ранее, и гремящие бочками водовозы громко зевали, ругаясь матом. Один за одним открывались магазины, лавки, возле пивной уже собирались мужики.

Дом купца Жлобова был большим, состоявшим из двух этажей. На первом располагалась лавка, в которой продавались ткани, а на втором были хоромы Василия Гавриловича. У одного из окон сидела мордатая девица и жевала крендель.

- Доча Жлобова, - заметив мой взгляд, усмехнулся Прошка. – Минодора. Ее за глаза Дорка Квашня кличут.

- А почему квашня? – прыснула я.