Шлейф сандала

Пока Прошка раскладывал инструменты, я огляделась. Прачечная состояла из двух помещений: в одном находилась печка, на которой стояли несколько котлов, а в другом расположились каток, столы для глажки, а также полки для готового белья. Чисто, пахнет мылом и свежим бельем, которое здесь, похоже, и подкрахмаливали.

- Да туточки жить можно… - восхищенно протянул Прошка. – Хорошо быть богатым…

- Главное быть честным и благородным человеком, - поправила я его. – Запомни это.

- А вы считаете, что богатые люди не могут быть честными и благородными?

Я повернулась и увидела стоящую у двери госпожу Эристави. Она пристально смотрела на меня, ожидая ответа.

- Ну почему же… Всегда бывают исключения, - спокойно ответила я. - Но к сожалению наличие денег не является залогом ни благородства, ни моральности. Богатые люди эгоистичны и жестоки. Они привыкли получать все, что хотят, и не заботятся о других. За редким исключением. Богатые люди используют свои средства для того, чтобы получить привилегии и власть, вместо того, чтобы использовать его для благородных целей.

- Не соглашусь с вами, - госпоже Хатуне видимо не понравилась моя речь. – Я знаю достаточно меценатов, которые строят школы, помогают бедным и устраивают праздники для их детей. Что это если не благородство?

- Стали ли они после этого считать их равными членами общества? – я понимала, что становлюсь на опасную дорожку. Но что поделать, если у меня был такой характер?

- Мне кажется, что это уже совершенно другая тема. Я не считаю нужным обсуждать столь провокационные вещи, - женщина, возможно, сказала бы что-то еще, но тут в прачечную начали заглядывать мужики, оглаживая свои бороды. – Что ж, занимайтесь своими прямыми обязанностями, голубушка. Это у вас получается лучше, чем философствовать на тему равноправия.

Старая кобра. Шипи, шипи… я все равно права.

Нервничая после неприятного разговора, я с таким рвением взялась за дело, что по всей прачечной летали клочки бород. Мужики выходили от меня один лучше другого, изумляясь тому, во что превратилась их внешность. Из причесок: «горшков, скоб, ерошек и под кружало» получались новомодные: «цезари, маллеты, канадки и кропы», а из лопатообразных бород я делала: «викингов, чинстрапы, утиные хвосты и, конечно же, французские вилки».

Княжеские слуги имели все шансы прослыть самыми модными в Москве.

Когда последний мужик вышел из прачечной, я опустилась на стул и облегченно выдохнула. Сегодня мы с Прошкой прилично заработали. А значит можно заняться униформой служащих в парикмахерской.

- Елена Федоровна, можно?

Мое сердечко сделало кульбит, и это меня разозлило. Нет, бороться нужно! А то ты посмотри… Растаяла!

«Ах, оставьте меня Фима, я холодна как рыба!.. – Ну что вы, мадам, холодная рыба да под Киндзмари* - это же деликатес!»

Старая пословица, но теперь она вызывала смех еще больше. В первоначальном виде вместо «Киндзмари» употреблялось «старый хрен». Но Давида вряд ли можно было назвать таким образом… А вот грузинский соус под рыбку… м-м-м… Я всегда заказывала лосось под этим необычным соусом.

- Да, конечно, это ваш дом, - ответила я, не в силах стереть с лица широкую улыбку. Холодная рыба под Киндзмари…

Давид вошел в прачечную. Его черные, как южная ночь, глаза скользнули по мне, вызывая легкую внутреннюю дрожь. Ну что ж ты смотришь так, султан моего сердца? Не положено. Ни мне, ни тебе.

- Могу ли я попросить вас подстричь и мою бороду? – вдруг спросил он, продолжая смотреть своими «темными омутами». – Если в моем доме столь шикарный мастер, зачем мне ехать к Жюлю?

- Если не боитесь, прошу, - я указала ему на стул. – Присаживайтесь, ваше сиятельство.

Князь опустился на стул и чтобы не накрывать его одной из пелерин, которые я использовала по нескольку раз для слуг, взяла с полки чистую простынь.

- Какие новости о сыщике? – спросила я, заправляя ее края за его воротник. – Он больше не побеспокоит нас?

- Нет, можете не переживать об этом. Он все понял и просил передать, что очень извиняется перед вами, - князь усмехнулся. – Но если быть честным, Жариков был немного шокирован, узнав о наших с вами отношениях.

- Это еще почему? – я обработала ножницы спиртом и замерла, глядя на него.

- Потому что вы не особо похожи на любовницу князя.

- Ах, ну конечно… - иронически произнесла я, поднося расческу к его бороде. – Князья любят совершенно других женщин… Что ж, вы могли сказать ему, что у вас особенные предпочтения.

- Зачем я должен что-то говорить ему? – в голосе Давида появилась легкая хрипотца. – Я всегда имел безупречный вкус. В вашем случае это тому доказательство.

Все это конечно было волнительно, но я решила промолчать. Пусть думает, что мне все равно.

Борода князя не требовала какого-то особого ухода, поэтому мне хватило десяти минут, чтобы придать ей аккуратный вид. Капнув на ладони масла, я осторожно, мягко касаясь лица Давида, нанесла его на бороду, и это выглядело чувственной лаской, а не уходом после процедуры.

- Ваши руки… - тихо начал князь, но его прервали.

- Давид, к тебе приехал Мамука. Какие-то вести из Петербурга.