Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях

— Ну, теперь будем слушать, что нам поведает твой товарищ, — сказал Завáльня, — Да чтоб случаи из твоей жизни, и чтоб были страшными и занимательными.

Повесть вторая. Лихие проделки

— Знавал и я в своей жизни человека, что был вроде Карпы и за то же поплатился. Ныне мир стал совсем испорчен, много стало людей лихих да ленивых, готовых на всякое зло, а кто им что доброе скажет — и слушать не хотят.

— И я помню лучшие времена, — сказал пан Завáльня. — Сколько в этих краях было хороших панов. Любо было посмотреть, какая скромность и безмятежность царили в храме Господнем, каждый держал в руках чётки и молитвенник, было почтение к старшим и любовь братская. А теперь в костёле[78] всё время слышишь шёпот да смех! Кажется, для того лишь и приходят люди, чтоб показать свои модные наряды. Мода и фармазония их сгубили, а через них и другие страдают.

— Мне кажется, дядюшка, что люди всегда одинаковы, и прежде, как и теперь, были злые и добрые, счастливые и несчастные.

— О нет, Янкó! Ты не видал того, что видели старики. Давние времена уж не воротятся, а грядущее будет еще, может, и похуже. Ну, подавай же нам свой рассказ, — сказал он путнику.

— Когда был я ещё совсем молодым, помню, жил в нашей деревне крестьянин Антон. Хозяйство у него было хорошее, бедности не знал, а поскольку был бездетным, то взял ребёнка неведомо от каких родителей. Его окрестили и дали имя Василь. Растил его Антон как родного. Когда парнишка подрос, то начал гонять скотину в поле, но был он большой гультяй и озорник. Вечно на него жаловались: то пустит коров на засеянное поле, то обругает кого-нибудь скверными словами, а то и камнем зашвырнёт. Идут жаловаться Антону, но тот любил приёмыша, и когда ему пеняли, он будто ничего и не слышал, потакал парнишке во всём, а тот рос и становился всё нахальней да задиристей.

Собрались однажды на панщину, было то после святого Петра.[79] Василя тоже послали на работу. Он, как обычно, стал задираться с каждым, ни про одного человека доброго слова не сказал. День был очень знойный. Войт велел положить косы и перекусить, кто чем богат, ибо подошло время пообедать и передохнуть. Усевшись на лугу в круг, говорили мы о том, о сём. Вдруг видим, как один батрак, который отошёл зачем-то от нас, стоя у рощи, машет рукой и кличет к себе:

— Скорей, скорей! Идите сюда, покажу вам диво!

Бежим все к нему, батрак показывает рукой на соседний бор:

— Поглядите, что деется!

Видим перед собой чудеса неслыханные. Идёт через бор леший, голова выше сосен, а перед ним выбегают на поле огромные стаи белок, зайцев, косуль да других зверей; по небу летят стаи тетеревов, куропаток и прочих птиц. Леший выходит из бора, уменьшается ростом и становится вроде маленького карлы. Тут же с полей и лугов взлетели бабочки и разная мошкара, покрывая окрестности, будто тёмная туча.

Василь, лихой человек, подбирает с земли камень, мчится туда, где леший скрылся в траве, бросает в него камнем, да как гаркнет: «Сгинь! Пропади!» Леший закричал страшным голосом, аж листва с деревьев посыпалась, поднялся из травы в облике огромной чёрной птицы и, хлопая крыльями, скрылся за лесом. Нас охватила тревога. Смотрим все на Василя, дивясь его отваге. А он, гордясь своей проделкой, едва не лопнул от смеха. Был средь нас один мудрый человек, который сказал:

— Слыхал я от стариков, что такая лихость приводит к несчастью. Выгорят тут леса и рощи, будет мор среди скотины, да и тебе, Василь, твоя лихая проделка не пройдет даром.

— Что мне до того, — ответил Василь. — Я рад, что ловко попал камнем в чертяку, пусть не прогоняет птиц и зверей из наших лесов.

Слухи об этом разошлись по всей околице; хлопцы вроде Василя, хвалили его за отвагу, и он всюду хвастал своею проделкой. Но мудрые люди, которые лучше во всём этом понимали, с укоризной слушали его похвальбу. И Антон, человек тихий, опечалился, прослышав об этом.

Другая проделка Василя была ещё страшнее; как вспомню, аж волосы дыбом встают. Однажды, также на панщине, убирали мы сено. День был ясный и безветренный; на востоке показалось облако, и вдалеке, будто из-под земли, послышался гром. Вдруг видим, несётся вихрь, похожий на столб, поднимает вверх песок и всё, что попадается ему по дороге. Крутясь, как водоворот, проходит он по полю невдалеке от нашего сенокоса. С удивлением смотрим мы на это. Но тут Василь бросает грабли, бежит на поле, подбегает к вихрю и, протягивая ему руку, кричит:

— Как поживаешь, братец?

А из клубов пыли кто-то подаёт ему чёрную, как уголь, лапу. Крутящийся столб пошёл по полю дальше. Страх охватил всех нас. Вернулся Василь, но никто не посмел ему и слова сказать. Поняли все, что он запанибрата с проклятым духом. С той поры никто с ним говорить не хотел; все его боялись, и даже те, с кем он раньше водил дружбу, избегали его.

Вся волость прослышала об этом происшествии, дошли вести и до ушей пана и эконома. Они не хотели этому верить, и когда однажды пан в имении спросил самого Василя, правда ли то, о чём говорят люди, тот, ругая всех, ответил: