Шляпа императора. Сатирическая история человечества в 100 новеллах

Свадьбу сыграли скромненько — миллионов на пять: дорожала нефть, в Греции горело синим огнем правительство.

Дальнейшая судьба этой пары не представляет интереса.

…Киномеханик, остановите ленту! Нежная любящая жена склонилась над сраженным пулей мужем. Всмотритесь, всмотритесь!.. Что с вами, приятель? Ах, просто в глаз что-то попало…

95. Твигги

Твигги была скромной девушкой. Она работала модельершей и не имела никаких шансов на успех.

— Да-а, — говорили подруги, разглядывая ее щупленькую фигурку, — рост сто пятьдесят, бедра цыплячьи, грудью и не пахнет.

— У меня мама такая же, — оправдывалась, заливаясь слезами, Твигги. — Она хорошая, добрая.

— Ха-ха…

Подруги уходили на вернисажи, покачивая бедрами.

Между тем на рынке готового платья назревал скандал: на полках магазинов и на складах скопились горы нераспроданного женского белья и юбок.

Надо было тряхнуть покупательниц.

Собралось совещание модельеров.

Среди девушек, показывавших новые фасоны, была и Твигги.

— А что, если… — сказал самый прозорливый из совещавшихся. — Я понимаю, конечно, что говорю бред… Но все-таки… Что, если ввести в моду этакое молодежное, неразвитое, субтильное? Юбки — мини, прическа детская, веснушки на носу…

Твигги была скромной девушкой

— А как же классика: бюст, зад, линия бедра?

— На помойку классику! Бюст ни к чему, зад — побоку! Увидите, через год трансокеанский лайнер повезет нашу Твигги в Америку!

Прозорливец оказался прав. Целое десятилетие укорачивали юбки, стригли волосы, женщины худели и пеленали груди, отжимая их к животу и уплощая.

Лайнер, на котором Твигги приехала в Америку, встречала в Нью-Йоркском порту стотысячная толпа. Кстати, на этом же лайнере, говорят, ехал шведский король. На палубе он стоял рядом с модельершей.

— Кто это там рядом с Твигги? — спросил прибежавший в порт физик-атомщик, лауреат Нобелевской премии, которому король год назад вручал диплом.

Ему никто не ответил. Толпа ревела, приветствуя модельершу.

96. Александр Грин

Вдова писателя Грина пожаловалась в Старокрымский суд, что сосед забрал под курятник сарай, в котором хранились рукописи мужа, и прирезал часть яблоневого сада, где когда-то любил гулять автор «Бегущей по волнам».

Суд от рассмотрения жалобы уклонился.

Толпы пионеров шли по улицам Старого Крыма разыскивая дом писателя; принимая их, вдова сбилась с ног. Пыль садилась на белые соседские яблони. Тогда опытный в казуистике сосед поднял вопрос о создании мемориального музея.

— Ассоль, Грей, кнехты, битенги, это так нужно детям! — сказал он и добился открытия музея Грина в городе Феодосии.

Великий писатель

Толпы схлынули.

Огорченная вдова пыталась бороться, заболела и умерла. Ее, памятуя, как она много жаловалась, похоронили подальше от мужа.

— Алые паруса романтики шелестят над этими могилами! — любил говорить, посещая с гостями кладбище, один из старожилов.

Кстати, это он был соседом Гринов.

97. Влас Дорошевич

Где и когда появился первый журналист— неизвестно. Может быть, им был молодой дикарь, ворвавшийся в родную деревню с криком: «Они идут! Спасайся, кто может!» Может быть, звание журналиста заслуживает Цицерон, он хотя и не писал в газеты, но заклеймил в речах взяточника Верреса и заговорщика Катилину. Журналистом, несомненно, стал человек, который в первой русской газете «Санкт-Петербургские ведомости» написал: «Из Персиды нам сообщают…» — и далее обстоятельно поведал, что в дар русскому царю через Каспийское море баржой перевезен слон, которому затем сплели из прутьев калоши, в которых «слон оный далее в столицу пошед пешком».

Писали журналисты в те времена долго и обстоятельно, точку ставить не торопились, их труд и труд литераторов лежали по разные стороны дороги.

Влас Дорошевич опрокинул все. Он жил в Одессе и писал так:

Словно лес осыпается осенью.
Осыпается жизнь…
Умер Анри Рошфор.

Он ставил точек в двести раз больше чем запятых. Его фразы были коротки и остры, как гвозди.

У него учились все. Имя его забыто. Осталась фраза.

Еще Дорошевич занимался только тем, чем и должен заниматься журналист: он добывал удивительные новости. Когда Станиславский и Немирович-Данченко пригласили английского режиссера Гордона Крэга ставить во МХАТе «Гамлета», Дорошевич сообщил, что делается в театре.

«Офелия, королева, король, — рассуждал у него Крэг, — может, их вовсе нет? Один Гамлет. Декораций никаких… Или нет — дайте мне сочную ядреную декорацию. Забытое кладбище, забытые Йорики. Корову можно пустить на кладбище… А вообще, чтоб я стал ставить эту пьесу? За кого вы меня принимаете? Пять актов человек колеблется — убить ему Клавдия или не убить? А убивает Полония. Словно устрицу съел…»

Может, журналист все это и придумал. Но он угадал — пьеса не получилась.