— Туп Вулли дело сказанул, — тихо проговорил он. — Эт’ еено место. Этая земля у ней в сердце. Здесь вражина ее тронуть не могет. Здесь у ней есть сила. Но если она не заборет чудище, эт’ место станет ей турьмой. Она будет сидеть тута и зырить, будто в мал-мал оконце темницы, как ее жизнь летит кошаксу под хвост, как ее ненавидят и пужаются. Дык от: мы приволочим вражину сюдыть, как бы он ни упирался, а тута ему и кирдыкс придет!
Фигли разразились ликующими криками. Они толком не поняли, о чем говорит Явор, но звучало оно хорошо.
— А как? — только и спросил Билли.
— Ну от надыть тебе было спросануть! — расстроился Явор Заядло. — Я так хорошо извилинами удумал, а тута нате…
Он обернулся — от двери, где-то наверху, донеслось тихое царапанье.
Поверх полустершихся старых пометок у них на глазах появилась новая надпись мелом, словно ее вывела невидимая рука.
— Буковы, — сказал Явор Заядло. — Она пытается нам чтой-то сказануть…
— Да, там написано…
— Я сам бум-бум, что тама нашкрябано! — запальчиво крикнул Явор Заядло. — Я это читание одолею! Тама накшрябано… — Он присмотрелся к надписи. — Тыке, попервая букова круглая, как солнце, потом букова кыкс две подковы у палки, потому букова-гребень, букова-четыре, потом сидячий верзун с грамаздым пузом, за ним идучий жиряк, дальше дырка, «пробел» по-ученому, за ней три столба в заборе, гребень опять, верзун с грамаздой балдой, букова как старая луна, двойная повиселица, сидячий верзун с пузом, а ниже опять стара луна, верзун идет и рукой махает, калитка с косой поперечиной, ворота, снова калитка, домишко на ножках, крыша домишки, верзун с балдой, ниже две подковы у палки, гребень, стара луна, гребень с глазьями, гора, верзун с грамаздым пузом зырит в стену, калитка с загогулей наверхах, пробел, верзун идет, рукой махает, крыша домишки, ворота, калитка, двойная повиселица, ишшо крыша, калитка с прямой поперечиной, все!
Он отошел на шаг и горделиво упер руки в боки:
— О как! Ну, показнул я, как читить надо, а?
Воины приветственно заорали и немного похлопали.
Ой-как-мал Билли посмотрел на слова на двери:
Потом снова посмотрел на Большого Человека и пригляделся к выражению его лица.
— Ах-ха, ты велик-могуч, господин Явор, — сказал гоннагл. — Все, как ты сказанул: овечья шерсть, скипидар и табак «Веселый капитан».
— Ы, да все разом кто хошь могет, — отмахнулся Явор Заядло. — А вот букову за буковой забороть — то настоящее читание. И самая хитроумность — скумекснуть, что оно все кучей означевывает.
— И что же? — спросил Ой-как-мал Билли.
— А то, гоннагл, что мы щас бум тырить!
Фигли радостно заорали. Они не очень поспевали за происходящим, но уж это-то слово им было вполне понятно.
— И это бу таковый тыркс, что всем тырксам тыркс! — добавил Явор Заядло к их пущему восторгу. — Туп Вулли!
— Тутова!
— Бушь за главного! Мозговьев у тебя, братец, меньше, чем у мал-мал козявицы, зато в тырксе с тобой никому не сравняться! Добудьте шкрипидару, свеженной овечьей шерсти и махорки «Веселый капытан»! Тащите все грамаздой карге с двумя тушками! Пусть даст роевнику его на понюх! Тогда это все добро враз бу здесь! И ну кык живо, одна нога тута, друга — тама, солнце-то низится. Тырьте у самого Времени, ясно? Че неясно?
Туп Вулли поднял руку, выставив вверх указательный палец.
— Явор, оно таки обыдно было, когда ты сказанул, что мозговьев у меня меньше, чем у мал-мал козявицы…
Явор Заядло задумался, но лишь на мгновение:
— Ах-ха, Туп Вулли, ты правый. Неповежливо было так грить. Эт’ меня мал-мал занесло, и мне уже оченно за то жаль. И вот что я тебе сказану прямо в глазья: Туп Вулли, у тя таки наберется мозговьев точь-в-точь как у мал-мал козявицы, и я шлифану морду любому чувырле, хто вякснет, будтова оно не так!
Физиономия Тупа Вулли расплылась вширь в довольной ухмылке, но тут же снова сморщилась от очередной мысли.
— Но ты ведь за главенного, Явор! — сказал Вулли.
— В сей раз нае, Вулли, — сказал Явор Заядло. — Я остатнусь тута. Я нетвердо верю, что ты справнешься с этим тырксом и не профукаешь все дело, как в прошлые семь-на-десять разов.
Фигли дружно застонали.
— Позырьте на солнце, вы! — крикнул Явор Заядло. — Мы тут болтунствуем, а оно низится! Кто-то должон остатнуться с ней! А то ишшо кто сказанет, будтова мы бросили ее помирать одну! А теперь вперед, чучундры, а то я вам тылы мечом так вышлепаю, что век жратс стоя бу!
Он вскинул меч и зарычал. Воины поспешили исчезнуть.
Тогда Явор Заядло осторожно положил меч, сел на приступку у двери и стал смотреть на солнце.
Так прошло какое-то время. Потом он заметил кое-что еще…
Хэмиш-летун с сомнением оглядел помело тетушки Вровень. Метла висела в нескольких футах над землей и не вызывала у него доверия.
Он подтянул заплечный мешок с парашютом. Хотя на самом деле это был не парашют, а скорее паратрус, потому что он сделал его из лучших выходных панталончиков Тиффани, чисто выстиранных. И хотя они были в цветочек, ничто не могло вернее спасти Фигля от перспективы разбиться всмятку, чем это приспособление. И у Хэмиша было такое чувство, что оно (точнее, они) скоро ему пригодятся.