Шляпа, полная неба

— Креветки? Ну, пусть так. Креветкой станет тебе этот мир, тетушка Вровень. Мало того что ты сможешь экономить на еде и одежде, а это само по себе неплохо в трудные времена, так еще и люди, глядя, как ты делаешь, что тебе нужно, не прикасаясь к вещам, станут говорить: «О, вот это ведьма так ведьма! Да она саму себя превзошла!» И будут совершенно правы. Ты, главное, учись обходиться без рук, тетушка Вровень. Упражняйся побольше. Думай о том, что я сказала. Но прямо сейчас лучше отдохни. А мы с Тиффани сами походим, посмотрим, где требуется помощь. Ты мне скажи, куда и к кому зайти, а Тиффани дорогу покажет.

— И правда, что-то мне… нехорошо от всех этих треволнений, — проговорила тетушка, рассеянно отбрасывая волосы со лба невидимой рукой. — Так, дайте подумать… Вы могли бы заглянуть на минуту к господину Умбрилю, потом к госпоже Торфи, проверить, как там мальчонка Рэддлов, взглянуть на синяк госпожи Городь, отнести немного мази Номер Пять старому Гуртщику, потом проведать госпожу Подстрели в Земляничной Заимке и… ох, кого же я забыла?

Тиффани вдруг поняла, что ждет, затаив дыхание. У нее был жуткий день, а ночь еще хуже, но слова, которые рано или поздно должны были сорваться с губ тетушки, казались намного страшнее.

— Ах да, надо бы перемолвиться словечком с молодой Шустрити в Крутом Утесище, а там, возможно, окажется, что и с ее мамой поговорить не помешает. И я уже сложила в корзинку несколько свертков, которые нужно отнести разным людям, там написано, что кому. Вот, кажется, и все… Ох нет, вот ведь голова садовая, чуть не забыла! Еще надо зайти к господину Заткачику!

Тиффани перевела дыхание. Хотя совсем этого не хотела. Она бы скорее согласилась вообще не дышать, чем отправиться на встречу с господином Заткачиком и увидеть пустую шкатулку.

— Тиффани, ты уверена, что… вполне владеешь собой? — спросила тетушка Вровень, и Тиффани ухватилась за этот предлог, как утопающий за соломинку.

— Ну, я чувствую себя немного… — начала она, но госпожа Ветровоск ее перебила:

— С ней все хорошо, тетушка, это просто эхо пока гуляет. Роитель покинул этот дом, уж поверь мне.

— Правда? — все сомневалась тетушка. — Не хочу показаться невежливой, но почему вы так уверены?

Старая ведьма молча показала на стол.

Крупинки рассыпанного сахара одна за другой катились по столешнице и запрыгивали в сахарницу.

Тетушка Вровень в восторге всплеснула руками.

— О, Освальд, — проговорила она, улыбаясь от уха до уха. — Ты вернулся!

Тетушка Вровень и, возможно, Освальд, смотрели, как Тиффани и госпожа Ветровоск вышли за ворота.

— За нее не волнуйся, твои человечки не дадут ей заскучать, — сказала старая ведьма, когда они двинулись по лесной тропинке. — Знаешь, а ведь жизнь в полумертвом виде, возможно, пойдет тетушке Вровень на пользу.

Тиффани покоробило.

— Как вы можете! Это жестоко, так говорить!

— Когда люди увидят, как она заставляет вещи летать по воздуху, они станут больше ее уважать. Уважение людей — это наш хлеб. Если у тебя нет уважения, у тебя нет ничего. А нашу тетушку Вровень не очень-то уважали.

Это была правда. Люди относились к тетушке без особого почтения. Они просто радовались ей, особенно не задумываясь об этом, и только. Госпожа Ветровоск была права, но Тиффани было больно признавать это.

— Но тогда почему вы с мисс Тик послали меня именно к ней? — спросила она.

— Потому что тетушка Вровень любит людей, — ответила ведьма, шагая вперед. — Ей не все равно, что с ними будет. Даже если это люди глупые, жадные, выжившие из ума. Матери с выводком сопливых ребятишек и без капли здравого смысла. Ленивые, глупые люди, которые обращаются с ней словно с прислугой. И вот это, скажу тебе, я и. называю настоящей магией — видеть все это, постоянно с этим сталкиваться и продолжать делать свое дело. Сидеть ночь напролет у постели какого-нибудь несчастного старика, чьи часы сочтены, и уменьшать его страдания, забирая столько боли, сколько сможешь. Утешать его, делать все, чтобы ему было не так страшно, провожать его в последний путь. А потом обмыть и вынести тело, подготовить его к погребению и еще помочь рыдающей вдове снять и выстирать простыни — а это, скажу тебе, дело не для слабых духом. И просидеть следующую ночь возле гроба, потом прийти домой, передохнуть минутку и услышать, как какой-нибудь грубиян колотит в твою дверь. Он очень зол, потому что его жена рожает в первый раз и роды трудные, а повитуха не знает, как ей помочь. И ты встаешь, собираешь в котомку все необходимое и идешь. Мы все так делаем, каждая на свой лад, и тетушка Вровень, положа руку на сердце, справляется лучше меня. Вот это и есть душа, и сердце, и стержень ведьмовского ремесла, это и не что иное. Душа и сердце. — Госпожа Ветровоск вскинула в воздух кулак, вбивая в пространство каждое слово. — Душа… и… сердце.

Слова отдались эхом во внезапно притихшем лесу. Даже кузнечики в траве у тропки перестали стрекотать.