Шляпколовы. У тебя есть друзья

Мужчина попросил своего соседа присмотреть за картошкой. Юра заметил, как он вынул из кармана деньги и передал тому на сохранение. «Боится», — пронеслось в голове. Хотел повернуться и уйти, да вспомнил о матери…

Колхозник мял в руках голенища сапог, чертил твердым ногтем по подошве. Когда он уплатил и ушел, Юра вытер пот со лба.

— Пугливый же ты, фрей, — ухмыльнулся Коля. — Привык в лото играть…

Потом дело пошло легче. Юра вместе с Колей продавал самые различные вещи: швейную машину, пылесос, какую-то краску, рулоны толя.

— А кто всё достает?

— Увидишь его. Парень первый сорт. Бывалый, — нахваливал Коля.

Как-то вечером они вместе отправились в кино. В фойе к ним подошел молодой человек в спортивном костюме. У него было яркое, изнеженное лицо южного типа — нос с горбинкой, большой рот с полными губами.

— Познакомься, — проговорил Коля, заискивающе глядя на подошедшего. — Тот, кто все достает, — шепнул он Юре.

— Яков, — представился молодой человек. — А что я достаю?

— Все, — быстро ответил Коля. — В магазинах, по блату.

— А? Да, да. Так тяжкий млат, дробя стекло, готовит блат, как говорил Пушкин.

Яков пошел в зал, бесцеремонно расталкивая людей. Юра шел следом за ним и смотрел на широкие, чуть покачивающиеся плечи. Ему нравились такие сильные, смелые, уверенные в себе люди.

В зале Яков вынул из кармана небольшую коробочку конфет.

— С ромом. Алкоголь малыми порциями. — Он протянул конфеты приятелям.

— Как мать, выздоравливает? — спросил Яков у Юры и окончательно покорил его. Рядом с таким человеком Юра почувствовал себя уверенно.

Спустя несколько дней они встретились снова. Долго гуляли по Крещатику. В зелени деревьев зажглись матовые луны. Воздух был теплый и мягкий.

На площади Калинина к ним присоединился друг Якова, высокий неуклюжий увалень со странным прозвищем Гундосый. Он постоянно держал глаза полузакрытыми, словно дремал. В углу его рта торчала незажженная папироса.

Два раза они измерили Крещатик из конца в конец. Коля рассказал несколько плоских анекдотов. Смеха Гундосого не было слышно, только подрагивала папироса в углу рта. Яков же хохотал безудержно и заразительно. Потом Яков рассказал «забавную», по его словам, историйку, случайно услышанную в поезде.

— Один субъект, — он улыбался, словно предвкушая веселый конец, — попал в кутузку. Субъект был хлипкий, мамин сынок. А посадили его по-дурному. Один раз спекульнул — и сразу же попался. Смехота!

Гундосый кивнул головой, будто хотел сказать: такие всегда сразу попадаются.

— Судили его, послали в лагерь. Пригляделась к нему братва, видит — негодный субъект, ферть. На допросе своих выдал. Да еще ноет: «Я должен загладить свою вину. Маме это такой удар». А братве скучно. Ну, и был там один остроумный мальчик.

— Как наш Вампир, — вставил Гундосый.

«Кто это Вампир? — подумал Юра. Он перевел взгляд на Колю: длинные руки, ноги — паук-кровосос, и только. — Не он ли?»

— Вот мальчик и говорит субъекту, — рассказывал Яков. — «Мы поможем тебе исправиться, отстрадать». Снимает он свой пояс и дает субъекту. «Слышал я, — говорит, — в старину люди себя плетью хлестали за грехи. На, пожалуйста, похлещись». Тот принял это за шутку. Но не тут-то было. С него стащили брюки и вложили как следует. Он просит отпустить, молит, маменьку вспоминает. Опять дают пояс. «Не хочешь, чтобы били, сам хлещись. И стал сам себя стегать. Смехота! Он стегает, а ребята заливаются. С того дня скуку как рукой сняло. Приходит вечер — садятся вокруг субъекта и ждут представлений. Но как-то лагерное начальство, «пираты», пронюхали про это. Атамана посадили в карцер. Остальным внушение сделали. Братва приуныла. А тут атамана выпустили из карцера. Он новое придумал. Говорит субъекту: «Как услышишь свист, ложись на землю и жди второго свиста. Ерепениться не советую». Ох, и началась потеха! Идет субъект по двору. Свист. Он ложится. Братва в окошки смотрит. Смехота! Зайдет в уборную — свист.

Коля хохотал. Папироса прыгала во рту Гундосого. Юра почувствовал, как по спине забегали мурашки. Он спросил:

— А что с ним стало?

— С субъектом-то? А что станет? Простудился и помер. Это он уже после простудился, когда братва ему воды в сапоги наливала да куски льда за шиворот опускала…

Яков заметил ужас в Юриных глазах и улыбнулся:

— Быть может, и «звонил» тот парень… Наверное, прибрехал для складности.

Юра был рад, когда распрощался с приятелями и очутился в своей комнате. Мать не спала. Он слышал, как она ворочается на кровати. Послышался шепот:

— Юраша…

Он зажег свет и присел на край постели.

Мать повернула к нему серое, словно затянутое паутиной лицо.

— Ты какой-то неспокойный стал, Юраша. И с Колей сдружился. Вид у тебя измученный. Тяжело очень работать? Не нравится? Может, неприятности какие? — Мать беспокойно заглядывала в Юрины глаза.

Юра старался смотреть в сторону и твердил одно:

— Нет, ничего. Все хорошо.

Мать тяжело вздохнула.