Шляпс!

— Хе-хе. Воистину Соломоново решение! Дать шанс обоим! — одобрительно отозвался из зала Семен Семенович.

— Соломоновым решением было бы дать обоим ремня, — сказал папа, и его рука непроизвольно погладила торчащую из-за пояса плетку.

Но к папиному удивлению, когда братья Ерохины вышли на сцену, их было не узнать. Стоило одному начать реплику, второй ее подхватывал. А если даже они и говорили что-то разом, это выглядело очень естественно. «Такое ощущение, словно они знают друг друга всю жизнь!» — подумал папа, не подумав.

К концу репетиции папа пришел к выводу, что два Артемона если не лучше в два раза, чем один, то уж, во всяком случае, не хуже, и решил рискнуть — оставить в спектакле обоих.

Получив от Семена Семеновича подтверждение, что с Артемонами действительно все в порядке, папа встал и отправился за сцену обрадовать Ерохиных. Когда он скрылся за декорациями, дверь актового зала отворилась.

Это были Анна Степановна и мужчина в темных очках, спортивном пиджаке и джинсах.

— Я смотрю, тут у вас за 15 лет ничего не изменилось, всё по-старому, — сказал мужчина.

— Как это не изменилось! Как это по-старому! — в голосе Анны Степановны слышалась обида. — Шторы новые!

Мужчина снял очки, посмотрел на шторы, кивнул и снова спрятал глаза за темными стеклами.

Анна Степановна подошла к сцене. Проходя мимо Семена Семеновича, который сидел, развалившись на кресле и закинув ноги на первый ряд, она посмотрела на него так строго, что тот немедля выпрямился и принял позу, полагающуюся взрослому.

— Добренький денёчек! — сказал Семен Семенович.

В ответ директриса даже не кивнула.

— Виктор Геннадьевич! — Анна Степановна постучала ладонью по доскам сцены. — Покажитесь!

Из-за декораций выглянула Инна.

— Виктор Геннадьевич только что вышел!

Директриса неодобрительно поджала губы, как будто считала, что Виктор Геннадьевич сперва должен был отпроситься у нее. Она обернулась к своему спутнику:

— Увы, Ростислав.

— Борисович, — подсказал мужчина.

— Конечно! Так непривычно. Вот вы уже и Борисович! А ведь мы помним вас простым Ростиславом.

— Да я год всего тут у вас и проучился-то.

— Но мы помним!

Анна Степановна немного приукрашивала истинное положение вещей. Когда Ростислав Борисович обмолвился ей, что когда-то учился тут, она, естественно, радостно закивала, словно узнала его, но это было далеко не так. Вот уже полчаса Анна Степановна водила гостя по школе с экскурсией, надеясь исподволь выманить у него хоть какую-то дополнительную информацию о времени, проведенном в эти стенах. Однако Ростислав Борисович в основном молча кивал или отпускал короткие пренебрежительные замечания. Анна Степановна до сих пор не выяснила даже, кто был у него классным руководителем.

— Да, мы помним… — повторила Анна Степановна и устремила затуманенный дорогими сердцу воспоминаниями взгляд в дальний угол актового зала. «В РОНО обещали выделить денег на штукатурку зала еще осенью, а уже лето на носу», — думала она при этом.

Гулявший за сценой Сашка Пилишвили запутался в своих болотных сапогах и свалился прямо в центр кучки шушукавших на полу девочек-лягушек. Визг вернул директрису к действительности. Анна Степановна нахмурилась, но шум уже прекратился. Тычки же, которые сейчас получал от девчонок Сашка, были практически беззвучны.

— Ну что ж, Ростислав Борисович, пойдемте. Хотела вас сразу познакомить с нашим художественным руководителем…

— Пф! А то я их раньше не видел.

— Нашего не видели! Не знаю, как в других школах, но у нас замечательный художественный руководитель, — Анна Степановна снова обернулась к внучке. — Инна, передай Виктору Геннадьевичу, что я жду его на пятиминутке. Пятиминутка сегодня посвящена спектаклю. Его присутствие обязательно.

— Ага! Передам! — кивнула Инна и скрылась за декорациями.

Над Инной тут же возник папа. Он выпучил глаза и беззвучно затряс руками. С языка жестов это переводилось примерно как: «Какое «ага, передам»? Виктор Геннадьевич застрял где-то у черта на рогах! Каким это таким образом он появится на пятиминутке?» Когда папа услышал, как дверь за директрисой и Ростиславом Борисовичем захлопнулась, он повторил то же самое уже вслух.

— А у меня есть идея! — сказала Инна.

— Какая? Позвонить в милицию и сказать, что в школе заложена бомба? И тогда всем будет не до пятиминутки?

— Нет! Вы пойдете на пятиминутку вместо Виктора Геннадьевича!

— Что?! Как ты себе это представляешь?

— Соня! Скажи же! В бороде и шляпе твой папа — вылитый Виктор Геннадьевич!

Соня тут же подлетела к ним.

— Пап! Ты в этой бороде и правда вылитый Виктор Геннадич! У тебя, кроме глаз, ничего не видно!

— И что, я пойду прямо так — в бороде и шляпе? И буду только моргать?

Инна была готова к этому вопросу.

— Конечно! Вы скажете, что у вас нет времени снимать грим, а потом снова его надевать.

— И чьим же я голосом это скажу? Только своим! Подражать голосу Виктора Геннадьевича я не умею. Или мне проморгать это азбукой Морзе?

Но у Инны все было продумано.

— Вы будете говорить голосом Карабаса!

— Конечно! — подхватила Соня. — Как будто ты не хочешь выходить из образа!