Шлиссельбургские псалмы. Семь веков русской крепости

Считается, что этот удар и был смертельным, поскольку удавку, сделанную из шарфа Скарятина, так и не удалось затянуть. Впрочем, в той суматохе, что царила тогда в спальне государя, трудно было что-либо разглядеть толком, невозможно было ничего понять…

«Беннигсен не захотел мне больше ничего говорить, — пишет граф Ланжерон, — однако оказывается, что он был очевидцем смерти императора, но не участвовал в убийстве. Убийцы бросились на Павла, и он защищался слабо: он просил пощады, умолял, чтобы ему дали время прочесть молитвы, и, увидев одного офицера конной гвардии, приблизительно одного роста с великим князем Константином, он принял его за сына и сказал ему, как Цезарь Бруту: «Как! И ваше высочество здесь». (Это слово «высочество» очень необычайно при подобных обстоятельствах). Итак, несчастный государь умер, убежденный, что его сын был одним из его убийц, и это страшное сознание еще более отравило его последние минуты. Убийцы не имели ни веревки, ни полотенца, чтобы задушить его; говорят, Скарятин дал свой шарф, и через него погиб Павел. Не знают, кому приписать позорную честь быть виновником его жестокой кончины; все заговорщики участвовали в ней, но, по-видимому, князю Яшвилю и Татаринову принадлежит главная ответственность в этом страшном злодействе. Оказывается, что Николай Зубов, нечто вроде мясника, жестокий и разгоряченный вином, который упился, ударил его кулаком в лицо, а так как у него была в руке золотая табакерка, то один из острых углов этой четырехугольной табакерки ранил императора под левым глазом».

Так и был убит император Павел…

Он был сыном Екатерины II, и убил его последний любовник матери, его брат и их подручные…

Другой любовник Екатерины II со своими подручными, как мы уже говорили, убил императора Петра III, который был официальным отцом Павла…

Во многих своих начинаниях Павел был первым.

Едва ли не самым первым оказался он в своей бескомпромиссной приверженности закону, перед которым почитал равными и своего «друга» Аракчеева, и любого из дворян.

Август Коцебу пишет в «Записках», что, на следующий день, когда пьяные гвардейские офицеры, ликуя, поздравляли солдат: «Радуйтесь, братцы! Тиран умер!», в ответ они слышали: «Для нас он был не тиран, а отец!»…

Император Павел мало что успел сделать.

Офицеры гвардии убили его за то, что он покусился на основы рабовладельческого устройства империи, убили, чтобы он не успел сделать то, что собирался сделать.

Всходя на престол, Александр I сказал, что при нем все будет, как при бабушке…

Так не получилось. Россия, как бы этого не хотелось его убийцам, уже не могла вернуться после правления Павла в эпоху первых Романовых.

И словно небесный знак этого — захоронение русских императоров в Петропавловском соборе.

Раздается голос священника, возвещающего: «Сие есть тело Мое»… «Сия есть кровь Моя».

Распахиваются Царские врата, и по правую руку — надгробья Павловичей, по левую — первых Романовых…

И, наверное, это и есть ответ на главный вопрос нашей истории.

Это свидетельство того, что императору Павлу, вопреки всем кандидатам на жительство в Секретном доме, удалось исправить ошибки первых Романовых. Самой своей мученической кончиной искупил он многие грехи, совершенные основателями династии.

Павловичи подобных грехов уже не совершали…

Глава третья Декабристская каша

Юношы их пояде огнь, и девы их не осетованы быша. Священницы их мечем падоша, и вдовицы их не оплаканы будут.

И воста яко спя Господь, яко силен и шумен от вина…

Псалом 77, ст. 63–65

После восстания декабристов был только один случай более или менее значительного участия офицеров в заговоре против режима (дело Рыкачева); позднее прикосновенность офицерства к революционным течениям была единичной и несерьезной.

А. И. Деникин

Самое страшное в ночь с 11 на 12 марта 1801 года происходило не в спальне императора Павла, а рядом с нею…

Услышав подозрительный шум, гренадеры Преображенского полка, стоявшие во внутреннем карауле, поняли, что императору угрожает опасность, и заволновались.

«Одна минута, — пишет Фонвизин, — и Павел мог быть спасен ими. Но Марин не потерял присутствия духа, громко скомандовал: смирно! от ночи и все время, как заговорщики управлялись с Павлом, продержал своих гренадер под ружьем неподвижными, и ни один не смел пошевелиться. Таково было действие русской дисциплины на тогдашних солдат: во фронте они становились машинами».