Родители отказались от нее по неизвестным никому причинам. Михаил всю жизнь только и делал, что устраивал ей Ад на Земле. Макс ненавидит её сейчас... Она всем портит жизнь, всем доставляет неприятности. Она какой-то изъян в теле мира. Чем она заслужила столько ненависти? Чем?! Просто тем, что была жива. Тем, что существовала. Слёзы подступили к глазам, которые и без того были влажными от рыданий. Повязка стала мокрой. Зара горько заплакала, пытаясь найти ответ на вопрос, ну почему она?! Она всегда считала, что жизнь была к ней несправедлива. А может, всё не так на самом деле? На самом деле, Макс был прав. Она прокажённая, она не заслуживает места в этом мире, не заслуживает жизни! Отчаяние вонзило свои отравляющие иглы в самое сердце, замедляя его биение. Как же всё надоело... Надоело жить по чьей-то указке, плясать под чью-то дудку, надоело каждый день отвоевывать право на жизнь. То самое право, которое давалось человеку от рождения. Человеку... А она шлюха!
Окончательно потеряв контроль над своими эмоциями, она сильно дернулась, скидывая с себя бокал. Он коснулся пола, разбиваясь на осколки. Девушка злорадно усмехнулась, резко вытягивая голову вверх. И тут же выругалась. Чертов ошейник и зажимы! Голову пришлось опустить и закусить губу, чтобы не закричать. Соски, должно быть, уже распухли от передавливания. Ничего, сейчас он придет, и она вся распухнет от его ударов. Бокал-то был на полу… Зачем она это сделала? Чтобы позлить его, чтобы быть наказанной. Боль оживит её затекшее тело и заставит душу заткнуться на какое-то время и не изводить её своими терзаниями и мыслями о лучшей доле.
Дверь открылась. Зара мгновенно вся подобралась, превращаясь в один большой оголенный нерв. Садист вернулся… Шоу продолжается.
— Ну вот, не справилась, малышка, — разочарованно произнес он, носком ботинка шевеля осколки. — А я так в тебя верил!
— Пошёл к дьяволу! — зло сказала она, теряя остатки здравого смысла.
Да, у него получилось. Он сломал её. Но эффект был достигнут абсолютно противоположный.
— Что? — Не поверил своим ушам он. — Повтори, крошка, а то, боюсь, на твоем теле останутся незаслуженные шрамы.
— По-шёл к чёр-ту, больной маньяк! Делай, что хочешь со мной!
— А в глаза сможешь мне это сказать? — Снял повязку и встал перед ней, возвышаясь.
Она попыталась поднять голову, но ошейник с цепочками не давал этого сделать. Зажмурившись, Зара подняла голову, насколько было возможно терпеть боль, и дерзко посмотрела на него.
— Пошёл к чёрту, ублюдок! — Выплюнула ему в лицо.
Лицо Макса перекосилось, глаза зажглись демоническим светом. Малышка сама шла на заклание, так и просилась быть принесённой в жертву. И он осуществит это её желание… Неожиданно он рассмеялся, гладя её по волосам.
— Какая дерзкая… Моя девочка! — с гордостью сказал он и отстегнул ошейник.
Со всей силы дернул цепочки, и Зара закричала. Казалось, будто он вырвал соски вместе с этими цепочками. Она задохнулась от крика, слёзы брызнули из глаз. Опустив голову к полу, девушка сжалась всем телом, пытаясь приглушить боль. Урод!
Перед её лицом появился его ботинок.
— Почисти мне туфли. — Приказ.
Она даже не шевельнулась. Каким образом она должна была это сделать?! Схватив за волосы, он поднял её голову.
— Не заставляй меня применять силу. Кухня рядом. Там есть замечательные керамические ножи отличной заточки и водка, — тонко намекнул он. — Я не поленюсь, схожу. Всё для моей любимой девочки. — Отпустил голову и развернулся к двери.
— Нет! Стой! — крикнула ему вслед. Она верила в его угрозы. — Как, как их почистить?
— Как, как. Языком, — усмехнулся он. — На улице, как раз, прошёл дождь. Грязь, слякоть ужасная, — поморщился Макс.
Девушка сглотнула, подавляя рвотный рефлекс, и коснулась ботинка языком. Тошнота подступила к горлу, отвращение забилось в каждой клеточке тела. Заставить бы его вылизать ботинки от навоза… Слава богу, он пошутил про грязь. Туфли были чистыми, даже новыми. Зара облегченно выдохнула про себя. Хоть тут у него остались проблески нормальности.
— Плохо лижешь, Зара. Представь, что это зад Михаила. Думаю, тогда дело пойдет лучше.
Она ничего не сказала. Словами у него получалось бить больней, чем любыми плетками и кулаками. Язык усердно работал над чистотой его обуви, лишь бы поскорей закончить это унизительное действо.
— Достаточно. Язычок у тебя — что надо. Годы тренировок, да?
Он отстегнул руки и щиколотки, освобождая её. Заре потребовалось пару минут, чтобы просто пошевелить рукой или ногой. Они так сильно затекли, что она их вообще не ощущала, словно была парализована. Она села, растирая руки, сдерживая себя, чтобы не заплакать. После сегодняшнего представления у неё точно нарушится психическое равновесие души.
— А теперь наказание, — сказал он с явным предвкушением в голосе. — Дико хочу тебя, крошка. Твоя попка, так маняще поднятая вверх, не давала мне покоя. Все мысли были только о ней…