Шлюха-2

перед ней, не стоил и секунды ее волнения, но сердцу было плевать на выводы, сделанные

мозгом. Сердце так и осталось с ним, оно простило ему все. Даже то, что прощать было

нельзя.Она не смогла простить, но сердце было добрей. Предатель. Она воевала каждый

день с этим проклятым сердцем, желая позвонить ему, сказать совсем другие слова, сделать совсем другие вещи, но гордость и обида не позволяли. Так, из раза в раз, она

засыпала с кровоточащим сердцем, зная, что тот, кого так ждет ее душа, пытается сейчас

выстоять в борьбе с жестокой реальностью. Но он проигрывал. Она знала это, поэтому

помогла ему сорваться в пропасть, рассказав всю правду. Как часто эта самая правда

свергала их в пучину ненависти и злости? Душа была насквозь прошита дырами от

гребаных признаний у обоих. Но они сами выбрали этот путь. Только они сами.

Сейчас она повернется, еще минуту… Две, три, четыре… Девушка развернулась к нему

лицом и задержала дыхание. Приблизилась к койке и сжала в руках документы. Она

подошла к нему и села рядом. Минут пять девушка провела в разглядывании человека, который просто смял в руках ее жизнь, как клочок бумаги, а затем разорвал его на сотни

мелких кусочков. Только сначала он написал на нем любовные стихи и признания, дал ей

надежду, а потом окропил этот лист кровью.

— Ты решил так откупиться от меня? — тихо спросила, сминая в руке листы. — Думаешь, твоя фирма стоит хотя бы взгляда нашей дочери? Знай, я верну тебе эти бумаги, как только

ты очнешься. А ты очнешься! Слышишь? Очнешься!

Ее голос сорвался, и она замолчала. Документы положила на тумбочку, стоявшую рядом.

Руки нервно дрожали. Что ему сказать? Его глаза были закрыты, он не шевелился. И

только цифры на приборе знали, жив он или нет.

— Ты всегда доставлял мне боль. Даже сейчас. Ты лежишь полуживой, а мне больно.

Понимаешь? Больно. Очень. Это наша судьба, наше проклятие, да? Причинять друг другу

боль… Думаю, окружающие от нас в шоке. Мы, действительно, самая странная парочка

всех времен и народов. Значила ли я, хоть что-нибудь, для тебя? Или просто была шлюхой, еще одной бабочкой, попавшей в твой сачок? — Ирина слегка коснулась его руки, задерживая дыхание.

Когда-то она любила эти сильные руки, дававшие ей столько силы и защиты. И

приносящие еще больше боли своими ударами, которые всегда были точны. Он никогда не

промахивался, только не с ней. Она помнила, как сгорала в неистовом пожаре страсти, когда эти руки исследовали ее тело, когда они касались каждого миллиметра кожи и

души... Она помнила все. Его прикосновения навсегда выжжены на ее теле безумными

узорами. Сейчас же его руки были неестественно холодны. Внезапно и девушке стало

холодно.

— Холодно, правда? — Она опять говорила с ним. — А ведь, когда-то, наша жизнь была

огнем, вулканом, мы жили, как на пороховой бочке. Ты и сам себя боялся, признайся.

Зачем столько боли? Ты не давал жить сам себе. Почему ты так ненавидел нас, бабочек?

Что мы сделали тебе плохого? Зачем ты отрывал нам крылья? Зачем?!Я больше уже

никогда не взлечу, — горькая слеза скатилась по щеке, а рука непроизвольно, подчиняясь

эмоциям, сдавила руку Макса. —Ненавижу тебя! Ненавижу...

Она отдернула руку и вскочила со стула. Провела руками по лицу и отошла к окну.

— Какого черта ты сейчас валяешься без сознания в больнице, когда на улице такая

красота? Какого черта ты все разрушил тогда, той осенью?! Что бы могло быть у нас

сейчас, если бы не ты? ТЫ отобрал у меня всю семью — мою единственную дочь! Убил

всю мою семью!

Слезы всегда были сильнее нее. Всегда… Девушка заплакала, смотря в окно. Господи, она

не выдержит, не выдержит! Она опять повернулась к нему.

— И почему меня угораздило полюбить монстра? Сука-судьба не умеет шутить! Из нее

херовый юморист. Мы с тобой, словно, пародия на нормальных людей. Все в наших

жизнях извращено… Мы оба больны и несчастны, наши руки запятнаны кровью, мы…

созданы друг для друга, — ошарашено прошептала Ирина, осознавая эту простую истину.

Она взяла его руку с прикрепленными проводами, провела по шершавым пальцам своими

нежными пальчиками и всхлипнула. — Ты очнись, ладно? Пожалуйста. Тут никого нет, поэтому я скажу. Скажу один раз, и больше не повторю. А ты и не вспомнишь, когда

придешь в себя. Я… — Рот девушки открылся, но слова не покинули его. — Я… Ты

знаешь, как это сложно сказать? Хотя бы, догадываешься? — Она набрала в легкие

побольше воздуха и выдохнула. — Я люблю тебя!

Сказала это… Ее глаза закрылись, рука сильней сжала его пальцы. Только эти стены

слышали, только они знают, но они будут молчать.

— Я никогда не повторю эти ужасные слова вслух, и ты никогда ничего не узнаешь.

Потому что любить тебя нельзя. Нельзя в этом признаваться. Это плохо, это ненормально.

Но все эти годы я убивала в себе не только печаль о смерти Дианы, а еще и безграничную

грусть от того, что ты выкинул меня, как собаку, из своей жизни. Весь мир знает, что ты

лежал в клинике, и у тебя были проблемы с наркотиками. Я знаю, что тебе тоже тяжело все

это далось. Но пути назад нет, мосты полыхают. Скоро я уйду, и все закончится.