Шлюха. Любимая

— Можешь попробовать, девочка, — сказала сухая и остроносая администратор ночного клуба. — Главное у нас, это танцы и консумация. Если у тебя есть опыт в этих вещах, то я возьму тебя.

— А как насчет полицейских проверок? — спросила я. — У меня ведь нет разрешения на работу.

— А диплом о хореографическом образовании у тебя имеется? — спросила остроносая.

— В Москве остался, — сказала я.

— Копию могут выслать?

— Могут. Недели через две.

— Почему не сразу?

— Семейные обстоятельства, — я опустила взгляд под столик, за которым сидела. — Как у вас насчет жилья? Послезавтра начинается выставка, и свободных номеров в том отеле, где я живу, не останется.

— Поговори с другими девушками, — сказала хозяйка. — Только вчера Салли жаловалась, что ей слишком дорого платить за квартиру.

— Она живет одна? — удивилась я, представляя примерно, во что обходится съем квартиры в этом городе.

— Она осталась одна в комнате.

— Спасибо, я поговорю с ней.

Салли оказалась улыбчивой китаянкой из Шанхая, худенькой и милой, вдобавок одного роста со мной. Первая девушка моего роста из всех, с которыми я жила, с которыми близко общалась. Конечно, настоящее имя ее звучало несколько иначе. Настолько иначе, что европейской артикуляции его правильно не выговорить, а значит, не стоит и пытаться. Важнее было то, что это был первый человек не просто другого языка, но и совершенно чужой культуры, с которым я близко общалась.

И благодаря этому я, снова поселившаяся в квартире с тремя проститутками, избежала столь отвратительного мне чувства дежа вю. Казалось, что Салли ничего не воспринимает всерьез, даже себя и свои проблемы. Ее хихиканье над клиентами временами казалось бестактным, и поводы для смеха зачастую вовсе не казались мне таковыми. Ну, например, она могла подскочить ко мне, дома после работы, когда я выходила из ванной с туалетной сумочкой в руках, и продемонстрировать сросшиеся маринованные огурчики, отдаленно напоминающие фаллоимитатор с анальной насадкой. Я поначалу выдавливала из себя смешок, чтобы не обидеть китаянку, но по прошествии нескольких дней решила, что уместней будет своей холодностью осадить ее пыл. Хоть иногда и не могла сдержать улыбки — настолько Салли вела себя наивно и по-детски. Хоть была она всего на два года младше меня. Да, роднило нас еще и это — маленьких собачек, до старости способных казаться щенками.

Я думала, что Салли будет готовить какие–то особенные блюда, и мне было интересно понаблюдать за этим, чтобы расширить кругозор, но действительность оказалась намного прозаичнее: Салли ела те же готовые продукты, что и все мы, лишь разогревая их в микроволновке. Даже палочками она при этом не пользовалась, предпочитая вилку и нож.

Зато у китаянки были профессиональные навыки в области маникюра, и она обрабатывала мои ногти настолько здорово, что я впервые получала от этого удовольствие. Признаюсь, до этого маникюр и педикюр были для меня лишь досадной необходимостью, вроде гигиенических процедур. В основном, я занималась этим сама, иногда мне помогал кто–нибудь из подруг, и лишь изредка я пользовалась услугами специальных салонов. Вообще, Салли уделяла массу времени эпиляции, чистке лица, маскам, нанесению на свое маленькое тельце всяких кремов и лосьонов, так что у нее едва оставалось время на еду и просмотр музыкальных клипов. Не помню, чтобы она занималась чем–то еще. Впрочем, другие мои коллеги в основном не отличались от нее. Свободное время они использовали для разговоров о тех же мужиках и пялились в экран, где вытанцовывали их попсовые кумиры. Во всяком случае, кожа у Салли была гладкой, как у младенца, и от нее всегда приятно пахло, а если живешь с кем–то в одной комнате, то важнее этого ничего нет.

Соседками нашими были две подруги — полька Беата и еще одна блондинка из Литвы. Последняя демонстративно обращалась ко мне по-немецки, даже когда мы оставались одни. Я уже говорила, что оцениваю свое знание этого языка очень критически, я именно что нахваталась устного немецкого по борделям, рынкам и магазинам. Читать по-немецки я могла только вывески, но поверьте, девица из Литвы знала язык Гете и Шиллера еще хуже, и, тем не менее, упорно не желала общаться на языке страны, в которой она прожила, по меньшей мере, двенадцать первых лет своей жизни. Может быть, ее вины в этом и не было — просто ее воспитали в ненависти ко всему русскому, но и у меня желания общаться с ней не возникало, хотя менталитет Салли намного более отличался от моего.