Читаем Шлюха полностью

Я провела весь вечер, вглядываясь в основной дом, в надежде увидеть их хоть на мгновение, как они играют или плавают в бассейне. Боже, как я по ним скучала. Мои глаза не отрывались от дома весь вечер, ожидая представления. Пэкстон только с наступлением сумерек зажег гриль. Слезы мгновенно заполнили мои глаза, когда я увидела их лишь на долю секунды. Из-за наклона двора я не могла видеть девочек все время. Их отлично было видно, когда они съезжали с горки, но, когда они качались на качелях, я видела только верхние части цепей, раскачивающихся взад-вперед. И временами можно было заметить ножку то там, то здесь, когда качели поднимались очень высоко, но это все.

Я прищурилась, переведя взгляд обратно к Пэкстону, и клянусь, он улыбался. Я достала бинокль из маленького рюкзачка Вэна и вгляделась в него. Без сомнений, Пэкстон улыбался. Его бедра едва заметно двигались в ритм играющей на улице музыке. Ладно, скорее всего, это было самым сексуальным в Пэкстоне. Я любила, когда он так двигал бедрами, размахивая кулинарной лопаточкой, словно он такой крутой и даже больше. Это один из немногих моментов, когда я видела его в игривом настроении. Я резко втянула воздух и уронила бинокль, когда он посмотрел прямо на меня, наклоняя в мою сторону бутылку пива, словно знал, что я была там.

Я мгновенно развернулась в поисках камеры.

— Блядь, блядь, блядь, — проговорила я вслух, когда увидела ее. Едва заметная, но она была там. Нормальный человек никогда бы не заметил ее. Я же точно знала, что искать. Идеальный угол, точно в центре потолочного вентилятора. Пэкстон знал, что я была там. Я не сомневаюсь, что он все время следил за мной. Мое сердце начало сильно колотиться, удары отдавались в ушах, в то время как я думала, что же делать. У меня не было телефона, чтобы позвонить Ми. Она была единственной, кому я доверяла, хоть и безумной.

Я тихо собрала свои вещи, пытаясь придумать план, я понятия не имела, что делать. Остаться? Бежать? Куда мне идти? Ник меня ненавидел, там остаться я не могла. И только я подумала о том, чтобы поспать в машине, мое сердце остановилось, когда я услышала стук в стеклянную дверь.

— Открой дверь, Гэбби.

Я закинула рюкзак-трансформер на плечо и замерла, остановившись вместе со своим сердцем. Я не могла отвести взгляд от его тела, в то время как мое отказывалось двигаться.

— Я знаю, что ты там. Открой дверь.

Как только сухой ком в горле опустился ниже, я собралась с силами и выпрямилась. Щеколда отдалась громким щелчком в моих ушах, когда я подняла ее и открыла дверь, глядя ему в глаза. Не знаю, как я выглядела внешне, но внутри я сходила с ума, адреналин пульсировал в венах.

— Дай угадаю, камеры? — произнесла я сильным голосом. Сильным голосом, который звучал слабо и сломлено.

Пэкстон улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, и скрестил руки на груди.

— Конечно тут есть камеры, и я знал, что ты придешь сюда. Куда еще тебе идти?

— Чего ты хочешь?

— Папа, Роуэн бросила яблоко в бассейн, — прокричала Офелия сзади.

Все мысли внезапно исчезли. Меня больше не волновало, что ему нужно. Меня не волновало ничего, кроме Роуэн и Фи, а теперь и Вандера Делгардо.

— Могу я пойти к ним?

— Конечно.

Я выставила ногу за порог, но его тело остановило меня.

— После того как я получу несколько ответов.

Я издала нервный смешок, плюясь в него сарказмом:

— Ты хочешь ответов? Встань на мое место.

— Папа, — снова позвала Фи. — Что ты делаешь?

Пэкстон неподвижно стоял передо мной, не давая мне обойти его. Он крикнул через плечо, но глаз от меня не отвел.

— Подожди, сейчас приду. Оставайтесь там.

— У меня есть право увидеть их.

— Ты не можешь просто так выбежать к ним после того, как бросила их. Они не поймут, если ты снова исчезнешь таким образом.

Я нахмурилась, гадая, обвинял ли он меня в том, что я оставила их.

— Что ты сказал им?

— Что тебе стало плохо. В какой-то мере это так. То есть, я даже не знаю, как мне тебя звать, черт возьми.

— Как и всегда.

— Шлюхой? Или ты имеешь в виду Габриэлла? Как тебе больше нравится, любимая?

— Пошел ты, Пэкстон. Я не половик, чтобы об меня ноги вытирать, и не собираюсь мириться с этим. У меня столько же прав на них, сколько и у тебя.

Намерение оставаться сильной и противостоять ему растаяло, когда Пэкстон вошел внутрь. Я была вынуждена сделать шаг назад, но я не дала слабину. По крайней мере, не снаружи.

— Я разрешу тебе прийти, когда они заснут. Скажу, что ты будешь дома, когда они проснутся. Все кончено, Габриэлла. С этого момента ты играешь по моим правилам.

— Я не останусь в том доме вместе с тобой, — произнесла я, снова пытаясь говорить сильным, однако надломленным голосом.

— Но придется. Ты останешься в моем доме и будешь делать все, что я скажу тебе. Как в старые времена.

— А если нет, то что, Пэкстон? Вызовешь копов? Может, снова арестуешь меня за проникновение? Давай, малыш. Я бросаю тебе вызов, — сказала я, наблюдая за венами, выпирающими на его шее из-за напряжения в сжатой челюсти. Я гордилась собой за свою храбрость. Я это сделала. Я противостояла ему, и это было приятно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное