Читаем Шлюха полностью

— Проклятье, Габриэлла. Разве я не провел весь день, договариваясь об опеке над ним? Я делал это не для себя.

— Ты сказал, что никогда не сможешь полюбить ребенка другого мужчины.

— Я так же говорил, что никогда не смогу полюбить тебя.

Я скрестила руки, когда ярость исчезла, и задумалась над фразой, которая ударила меня, словно тонна кирпичей.

— Ты не влюблен в меня, Пэкстон.

— О, но это так, красавица. Я не могу и десяти минут провести, чтобы не подумать о тебе. Все это должно было быть не так. Ты должна была провести всего одну ночь в тюрьме, пару ночей в отеле, а после вернуться сюда. Сюда, где я знал, что смогу использовать девочек, чтобы прекратить все это безумие, использовать их, чтобы удержать тебя в узде. Ты не должна была искать помощи у незнакомцев. Я не должен был услышать о тех часах, что ты провела наедине со своей мертвой сестрой.

Я потеряла контроль над собой. Каждый болтик, который слабел все эти последние месяцы, вылетел. Все они вылетели одновременно, и я взорвалась.

— Пошел ты, Пэкстон. Иди к черту! Она не мертва! Ты мне не нужен. Мне не нужно ничего, что у тебя есть. Я ненавижу тебя. — Я не осознавала, что мой кулак полетел в его лицо, пока он не врезался в его левый глаз. Но не это остановило меня. Это были Роуэн и Фи, плачущие с другой стороны гостиной. Блядь.

Пэкстона тоже вывел из себя не мой кулак, а их плач. Он отвернулся от девочек, с силой схватил меня за кисти.

— Счастлива?

Я отдернула руки, награждая его таким же взглядом, каким посмотрел он на меня, и пошла к детям.

— Прекратите плакать. Простите, что мы напугали вас. Пойдемте, примем ванну.

— Я не хочу, чтобы вы с папочкой так ругались, — плакала Офелия.

— Я сказала, простите. А теперь перестаньте плакать. Вы ведь не видели, чтобы я плакала, когда вы с Роу-Роу ругаетесь, правда? Вы двое все время ссоритесь. Я бы плакала весь день.

— Но ты тоже плакала. Я видела твои слезы, — сказала Роуэн, уставившись на меня решительным взглядом.

— А ты плакала сегодня, когда Офелия сорвала бирку с твоей кошки.

— Я не хотела отрывать ее.

— Но ты завела ссору и начала плакать. У взрослых тоже есть чувства. У нас все наладилось. Ссора закончилась. Хорошо?

Они обе кивнули в согласии, и я сменила тему, чувствуя себя плохо от того, что они увидели это, но в то же время радуясь, что они тут же оправились. Роуэн решила, что нам нужно перезарядить наши волшебные камушки. Ми сказала ей после того, как стала свидетелем ссоры из-за бирки, что Роуэн бы даже не заметила этого, если бы не видела, как Фи срывает ее. Она заставила их встать друг напротив друга и соединить камни. Они должны были только смотреть друг на друга. Никаких слов. Сначала они просто бросали друг на друга взгляды, потом рассмеялись, а потом обе попросили прощения и обнялись. Они были уверены, что это все магия камней.

Я сидела на унитазе, пытаясь улыбаться и поспевать за тем, что рассказывали мне из ванной Роуэн и Фи. Иногда мне приходилось переспрашивать, что они сказали, а иногда я просто смеялась, притворяясь, что услышала. Я не могла поймать даже мыслей, крутящихся в моей голове, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться о первом дне школы. Черт, школьная одежда. Я должна была вспомнить, что ее нужно купить.

— У вас все хорошо? Ссориться не будете? — спросила я спустя двадцать минут, указывая на каждую пальцем. Не было необходимости оставаться с ними в ванной, но это дало мне достаточно времени вдали от Пэкстона, чтобы остыть. Их смех мог успокоить даже безумца.

Роуэн вытащила пробку, и они обе встали, решив закончить процедуру. Я обернула их мягкими полотенцами, сначала одну, потому другую, и сказала почистить зубы. Офелия напомнила мне, что я обещала теплый пудинг, и я закрыла глаза на гигиену рта, сказав им одеваться.

Дверь в кабинет Пэкстона была закрыта, но я открыла ее, не постучавшись, пока девочки одевались. Он ничего не делал. Положив руки за голову, он смотрел в потолок с напряженным выражением лица.

— Я не знаю, как исправить это, Пэкстон. Ты внушаешь мне, что я не Габриэлла, которая вышла за тебя. Словно ты прекратишь любить меня, если я окажусь не той, кем ты меня считаешь. Это даже нелогично, Пэкстон. Ты видел видео. Я даже сказала, что не знаю, как называть ее, Иззи или Габриэлла. Я весь сеанс обращалась к ней, как к Иззи. Ты слышал.

— Когда ты пришла в себя после комы, ты сказала, что твоя фамилия Делгардо. Тебе сказали, кто ты. Откуда ты знаешь, что это не сыграло злую шутку с твоим подсознанием или еще что-то?

— Пэкстон, я не она. Я вышла за тебя. Это легко можно доказать, взяв мазок. Я уверена, что Офелию родила я.

— А если нет?

— О, боже мой. Это была я. По какой-то необъяснимой причине я вышла за тебя замуж. Я в этом уверена. Единственные мои сомнения вызваны твоими словами. Прекрати заставлять меня сомневаться в том, кто я.

— Я не серьезно говорил, что не смогу полюбить ребенка другого мужчины. Мне жаль, что я сказал это. Я не хочу оставлять его там.

Я опустила руки и подошла к нему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Близняшки

Условие для близнецов
Условие для близнецов

БОГИ долго думали, совещались… Как поступить? Это были дети молодой Королевы - Матери МАРТИССИНИИ!Они пришли к единому мнению оставить девочек живыми, но при одном условии…Малышек отправить жить на Землю до земного совершеннолетия. После этого одну из них призвать на планету для выполнения важной миссии...Молодые родители были очень рады, что дети останутся живы и не нужно делать такой сложный и страшный выбор…Мартиссиния прижала к груди малышек, в последний раз накормив их грудным молоком.Умываясь горючими слезами завернула их в красивые одежды, прикрепила к каждой на ручку фамильный амулет и положила их в отдельные корзинки. Прочитала над ними молитву сохранения и удачи, дрожащими руками передала их доверенным лицам Богов.ДВУХТОМНИК .Вторая книга "Позднее раскаяние" .

Таис Февраль

Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное