Шлюхи-убийцы

Однажды утром мне позвонил тренер и сказал, что до него дошли слухи, будто я веду образ жизни, недопустимый для спортсмена, и с этим надо поскорее, что называется, завязывать. Я, само собой, пообещал, сказав, что только раз кутнул, и все, но сам продолжал в том же духе, а чем еще мне было заниматься, пока не восстановился после травмы, скажите на милость? Команда тем временем все ниже опускалась в таблице, так что тошно было раскрывать газету по понедельникам, чтобы взглянуть на результаты. Кроме того, логично было предположить, что средство, которое помогло мне в Аргентине, непременно поможет и в Испании, и, на беду, оно и вправду помогло. Но тут вмешались клубные чиновники и сказали мне: слушай, Асеведо, ты давай, кончай, ты показываешь дурной пример молодежи, и еще выходит, что клуб зря потратил на тебя денежки, а у нас работают люди серьезные, так что отныне и впредь чтоб никаких ночных гулянок… И не успел я и глазом моргнуть, как узнал, что на меня наложен штраф, который я, разумеется, был в состоянии заплатить, но предпочел бы послать эти деньги в Чили, ну, например, дяде Хулио, чтобы он отремонтировал дом.

Но такие неприятности проходят, надо только сжать зубы и терпеть. Вот я сжал зубы и терпел, твердо решив гулять поменьше, скажем — отрываться раз в две недели, не чаще, но тут как раз и появился Буба, и люди из клуба постановили, что для меня лучше всего будет съехать из гостиницы и поселиться в квартире, выделенной для Бубы, квартире довольно милой — две комнаты и крошечная-прекрошечная терраска, но с хорошим видом и совсем близко от нашего тренировочного поля. Спорить не приходилось. Так что я собрал чемоданы, и администратор клуба отвез меня на эту квартиру, а так как Бубы пока там не было, я сам выбрал себе спальню — какая больше понравилась, распаковал вещи и разложил в шкафу. Администратор вручил мне ключи и ушел, а я устроил себе сиесту.

Было часов пять, я перед тем плотно пообедал, съел фидеуа — типично барселонское блюдо, которое пробовал уже раньше и которое мне страшно понравилось, хотя оно и тяжеловато для желудка, поэтому, как только прилег на свою новую кровать, сразу почувствовал такую сонливость, что едва успел снять ботинки, прежде чем отключиться. Мне приснился в тот раз ужасно странный сон. Будто я снова оказался в Сантьяго, в моем районе Ла-Систерна, и мы с отцом шли через площадь, через ту самую, где стоял памятник Че, первый памятник Че в Латинской Америке, если не считать Кубы, именно об этом и рассказывал мне во сне отец — историю памятника и обо всех покушениях, которые он выдержал, прежде чем к власти пришли военные и взорвали его к чертям собачьим, и когда мы шагали, я вертел головой и смотрел по сторонам, а двигались мы будто бы через сельву, и отец говорил: вот где-то здесь должен быть памятник, но ничего не было видно, вокруг росла очень высокая трава, а у деревьев кроны были такие густые, что сквозь них едва-едва пробивались солнечные лучики — ровно настолько, чтобы было понятно, что дело происходит днем, и мы шли по тропинке — по земле, покрытой камнями, и по обе стороны даже свисали лианы и ничего не было видно, только тени, но тут мы вдруг очутились вроде как на поляне, на поляне, окруженной сельвой, и тогда отец остановился, одну руку положил мне на плечо, а другой указал куда-то в середину поляны, там возвышался цементный пьедестал светло-серого цвета, но на нем не было ничего, не было даже следа от памятника Че, правда, мы с отцом это заранее знали и этого ожидали, Че убрали оттуда уже очень давно, это нас нисколько не удивило, главное, что мы с моим стариком пришли туда вместе и отыскали нужную поляну, где раньше возвышался памятник, но пока мы созерцали ее, не смея двинуться с места, словно очарованные своей находкой, я заметил: с другой стороны под пьедесталом что-то было, что-то темное там шевелилось, я выпустил руку отца (до тех пор я держал его за руку) и начал медленно обходить пьедестал.

И тут я его увидел: за пьедесталом сидел голый негр и рисовал на земле, я тотчас сообразил, что это Буба, мой товарищ по клубу и мой сосед по квартире, хотя, если честно, Бубу я видел лишь пару раз на фотографиях, и другие ребята тоже, а ведь никто не может составить верное представление о человеке, если видел его только в газете или журнале, да и то мельком. Но это точно был Буба, тут у меня не возникло ни малейших сомнений. И тогда я подумал: черт, наверное, мне снится сон, я ведь не в Чили, не в Ла-Систерне, отец не приводил меня ни на какую площадь и этот голый придурок — никакой не Буба, не тот африканец, которого только что купил наш клуб.