Видимое смазалось, стёрлось, полиняло, приняв облик наваждения. Всё сущее единым махом пронзил, завертел, задушил хаос ливня. Вода переполнила мир. Устремилась, заплескала, утопила его в сырости, в серости, в пелене. Время затаило дыхание, напряглось, гулко отстукивая мгновения страха ударами сердца…
Ливень облагоразумился. Как будто стыдясь несдержанности, стал ровнее и превратил свой неутомимый шум в вечность.
Теперь и не вспомню, когда именно он, оставляя позади перепуганный мир, сгинул в темноту. Но внезапная тишина и тонкий, как волос, писк комара над ухом дали знать о завершении несчастья.
Запахло покоем…
Наступила ночь.
…я, почувствовав, наконец, как онемели костяшки пальцев, медленно-медленно опустил кромку одеяла из-под ошалелых глаз к подбородку и выдохнул… облегчённо.
ПОВОЗКА
Детство — повозка.
Как оказывается у тебя в руках — неведомо. Но удобно же. Идёшь, а она рядом катится. Нашёл тот самый камушек, положил. Кукла, значки, радуга, пластилин, спичечные этикетки, пистолет, выпиленный из доски, монеты, бисер, несчётное количество пуговиц и пробок от флаконов — всё в ней. Лепестки ромашки, палки какие-то (не помню уж откуда), часы на цепочке (о, целые часы), густой-густой запах печёного хлеба, перстень из проволоки, авионка, карандаши цветные…
Чего там только нет. Сядешь вечерком, перебираешь до полуночи. И каждая вещь — событие. Ценность. Какая формой, какая блеском. А иная и чужой завистью.
Вот пластинка слюды. Только взял в руку — целый день перед глазами. Склон оврага, река, мы с пацанами, бутерброд в кармане… редкая находка.
Фигурка. Игрушка. В тазике отмыл горячей водой. Как новенькая.
Нож. Отец на заводе выковал. Ручка костяная с латунной гардой. Вещь.
Монеты — выменял. На пионерские значки. Помню, ещё никак не мог решить: то ли потере огорчаться, то ли приобретению радоваться. У Лёхи выменял. Того, что жил в доме у бучила.
Если б не повозка, то как? Жаль только, что со временем она уже и не катится вроде. Рядом, а не катится. Тащить приходится. И тоже ничего бы. Своя ноша… Да только дорога всё в гору и в гору. Всё выше по склону поднимается.
Уже и находишь что-то важное реже, и тянуть тяжелее. А потом и вовсе. Оглянешься, а там ещё и эти. Двое. Пёс с котом. На самом краю устроились. И ножки свесили. Шепчутся о чём-то, ухмыляются. Вот, вези их.
И дом деревенский. С трубой. И баня из осины рубленная, и дорога в пыли…
Да много всего. А склон всё круче.
И однажды… решил, детство — оно ж не вечное.
Бросил я повозку, ребята. Оставил где-то… там. И, что скрывать, полегче стало. И задумываться не хотелось. Вот и ушёл.
Долго не вспоминал. А теперь…
Из головы не выходит. То во сне привидится, то наяву. Не попадалась кому? Простенькая. На детскую коляску похожая. Да не перепутаете, точно. Там ещё радуга бисером. Хлебом пахнет. А сбоку те, двое, — пёс и кот.
Сидят, ножками болтают, шепчутся…
Не видали? Нет? Что ж, пойду искать.
Горько мне без неё.
Ё-МОЁ!
Вот, буквально, как ударило!
Забегаю полный мыслями в кабинет, хватаю бумагу, перо, падаю в кресло и начинаю строчить… Строфу за строфой, строфу за строфой. Вдруг слышу тихое:
— К-хе.
Что такое? Поднимаю глаза — сидит. На краю стола. Ножками болтает.
Ростиком кроха, в ситцевом платье с оборочками, волосы — огонь! — рыжие, косички в разные стороны и глаза голубые-голубые, как весенняя лужица.
— Ты ещё кто?
— Муза.
И улыбается, будто конфету съела.
— Чего? — хмурюсь раздражённо. — А докажешь чем?
Вечно отвлекают без дела кто ни попадя.
Ещё шире ухмыляется и плечиком поводит:
— А надо?
— Ну, — делаю кислую мину, — не помешало бы. А то нынче…
— Точно?
Вот привязалась.
— Давай-давай, доказывай, — прищуриваюсь.
Ишь, ходят тут.
— Смешной ты!
Воскликнула и… пропала. Как не бывало.
Зажмурился. Глаза протёр — никого. Померещилось…
«Ерунда», — думаю. Уткнулся в листок, хотел дальше писать.
Ан, нет!
Ни строчки не выходит. В голове вдруг пусто, словно вымыто. И феном высушено. Изнутри.
«Ё-моё! А?! Неужели правда? — чуть не взвыл — Дурак! Ох, дура-а-ак! На кой было настаивать. Сидела бы себе и сидела…
ИИ
— Алиса, свет!
— Готово.
— Покажи почту.
— На экране. Завтрак как обычно?
— Ага. Да скажи, чтобы брокколи не жарили в масле.
— Непременно. Звонила мама. Просила передать, что во вторник летит на Фиджи.
— Хорошо.
— Вчера вы провели за письменным столом 14 часов 19 минут. Включить массаж?
— Не сейчас.
— Горячий душ?
— Позже.
Ароматические масла?
— Не хочу.
— Да вы сегодня бука! — Алиса легонько рассмеялась.
— Прости. Но я самый счастливый бука на свете.
Комната наполнилась пением птиц и шелестом трав.
— Рубашки выглажены. Синюю?
— Пожалуй.
— Я выбрала галстук из французской коллекции. Вы будете неотразимы.
— Право же, это лишнее.
— Мне приятно.
— Я знаю, но всё же…
— Завтра у бабушки день рождения. Не против, если я приготовлю цветы.
— Спасибо. Да…
— Слушаю.
— Закажи на вечер столик в «Элегии».
— Ваш любимый?
— Нет. Сегодня буду не один.
— С друзьями?
Именно в этот момент, видимо, мне стоило заметить перемену в её голосе.
— На двоих. У окна, — и неосторожно прошептал: — Хочу сделать предложение Эм.