Шмагия

Семь месяцев он гулял с новыми приятелями от города к городу, от села к селу, навьюченный коробами и тюками с товаром. Насмотрелся, пообтерся среди людей. Однажды понял: он для коробейников — дармовая рабочая сила, говорящая лошадь с рогами. Тогда-то Гриню и сманила бандерша заведения «Бабильонская Блудница», предложив место вышибалы.

Новая жизнь Григорию понравилась. Работа непыльная: одного вида китовраса хватало, чтобы записной хам раздумал обижать девочек. Копытами отделает — ладно, ручищами задавит — полбеды, но ведь еще и на рога поднимет, к-козлина! Грубияны не знали, что грозный вышибала — существо мирное и даже стеснительное. Короче, Гриня был доволен, бандерша счастлива, девочки в защитнике души не чаяли, а городская жизнь прямо-таки завораживала китовраса пестротой и непостижимостью! Жаль, Доступные Сестры вскоре положили глаз на рогатого. Усталость и наплыв клиентов не были им помехой. В свободное время то одна, то другая зачастили к Грине. Поначалу он смущался и робел, однако всякий раз уступал пылкому натиску. Дальше вошел во вкус. Исхудал, спал с лица; шерсть перестала лосниться, свалявшись колтуном. «Долго не выдержу, — вздохнул бедняга. — Эти и мертвого поднимут, и живого уложат…»

На следующее утро он потихоньку накидал копытами из города.

Пока насмерть не заездили!

Близ Фергонца его ловили работорговцы-мустангеры — китоврас на невольничьем рынке стоил больших денег! — но Гриня порвал с десяток лассо, ломанулся в лес и ушел. До осени обретался с лесорубами: деревья валил наравне, бревна таскал за троих. Относились к нему с уважением. Сила у лесорубов ценилась, а силушки Григорию было не занимать. Однако, едва пришла пора расчета, старший платить отказался.

— Прожрал ты, паря, весь свой заработок, — угрюмо сообщил он.

Гриня не знал, сколько он «прожрал» и сколько заработал, но очень расстроился. Обычно тихий, он вдруг осерчал, надвинулся на старшего. Краем глаза заметил, как остальные берутся за топоры. И только плюнул в сердцах.

— Ладно, держи от щедрот. Помни мою доброту! — старший швырнул ему под копыта горсть мелочи.

«Вернуться в табор? — с горечью думал китоврас, выбираясь на тракт. — Хватит, набродился по миру…»

К вечеру он чуть не завербовался в армию. В придорожной таверне Гриня столкнулся с сородичем. Сородич щеголял в кожаной попоне, густо расшитой металлическими бляшками. На поясе, что охватывал человеческий живот китовраса, висели меч и кинжал. В углу грудой валялись кираса, шлем, лук и колчан со стрелами.

— Айда к нам, не прогадаешь! — горячо убеждал Гриню серый в яблоках вояка, подливая вина в оловянную кружку. — Отдельный эскадрон разведки и фланговой поддержки! Из одних наших. Только ротмистр — человек. Но, считай, тоже наш, тот еще жеребец! За своих — в огонь и в воду. Жалованье хорошее, харч от пуза… А у тебя, брат, еще и рога! Считай, дополнительное вооружение. Да тебе сам Вечный Странник велел — к нам!..

Гриня кивал, завороженный посулами и блеском металла. Выпитое вино шибало в голову. Хотелось подвигов и славы. Но тут серый в яблоках допустил оплошность. Он начал увлеченно расписывать подробности какого-то кровавого сражения, и Гриня удрал на двор: блевать. Драться он, как говорилось раньше, не любил. И в армию идти раздумал. С вином, выпитым впервые, он свой кураж никак не сопоставил. А зря. Известно ведь, что китоврасы буйны во хмелю. Хорошо еще, что выпил немного.

На следующий день Григорий Иннолиур встретил передвижной «Цирк Уродов».

Поначалу он не знал, что это — цирк. Просто расположились на привале люди… и не совсем люди… и совсем не люди. Шатры поставили, обед варят. Совсем как в родном таборе! Справедливо решив, что в пестрой компании найдется местечко и рогатому китоврасу, Гриня осмелился подойти. Навстречу ему выбежала девочка с кукольным личиком. На бегу лихо крутанула двойное сальто и остановилась перед гостем, с восторгом глядя на великана снизу вверх.

— Ты к нам? Тебя как зовут?

— Гриня… Григорий то есть. А к вам можно?

— Можно, можно! Пошли, обедать будем.

Его приняли, как своего. Никто не смеялся, не подначивал, не смотрел косо. Накормили вкусной похлебкой. И даже не стали намекать, что обед хорошо бы отработать. Гриня сам взялся помогать новым знакомым. В таборе всегда работа найдется: дров наколоть, воды принести, котел помыть. А вечером он впервые увидел репетицию.

И влюбился в цирк раз и навсегда.

Два длинноруких гнома-переростка швыряли в воздух опасные острые железяки — и ловили, ничуть не поранившись. Карлы-тролли, ростом меньше гномов, бегали по натянутому канату, кувыркаясь и жонглируя медными тарелями. Бородатая фея выписывала пируэты; братья-доппельгангеры, совершенно не похожие друг на друга, крутили ногами расписные бочки. Избяной шишок мастерски играл на всякой всячине менуэты и контрдансы. Приземистый великан-силач с пивным брюшком легко рвал стальные цепи, которыми его обматывал добродушный лепрекон, а потом взялся крутить на коромысле потешно вопящих буффонов-глумотворцев.