Шмагия

В горле пискнул еж-смехач. Колдун еле сдержался. Картина маслом: «Охотник на демонов Цвях излагает малефику Мускулюсу, что демонов нет!» Жанровое полотно. Вывесить в Трестентской галерее, от зрителей отбою не будет. Но смех быстро иссяк, когда Андреа понял: Янош ловко уводит разговор от главной темы. В сущности, колдуну было без разницы, вернется ли беглец домой, утешит ли печального родителя. Интерес вызывала разве что фраза: «Они решили, что я страдаю». Интерес пополам с уважением. Из железа парнишка делан. Таких жалеть — только злить. А отец с приятелем не догадались.

Слишком много совпадений. Слишком.

Судьба играет со случаем в расшибалочку, отчаянно проигрывая?

— О теориях, молодой человек, мы поговорим в следующий раз. А сегодня — время отдыха. После удачной баталии. Надеюсь, сударь Кручек, ты понимаешь, что я тебя жалеть не собираюсь? Ни капельки?

— Ага, — счастливо осклабился «сударь Кручек». — Понимаю. И признателен по гроб жизни.

Спросить у нахала, откуда он знаком с Лесным Дитятей? То, что Янош после боя разговаривал не с лилипуткой, а с треклятым одуванчиком, было ясно еще во время рассказа ведьмы. Осведомиться, чем парень обязан крошечной бесовке, что она имеет право ему выговаривать? Каких денег задолжал, в какие дела ввязался? А парень ответит, что знать ничего не знает, не ведает. Подбежала циркачка, стала глупости пороть. Небось, от страха. Добряк Янош возьмись Зизи успокаивать, а девица прочь поди. Все. Занавес. Публика мечет на сцену гнилые фиги.

Ты ему: «Ваша карта бита! Признавайтесь!»

Он тебе: «Признаюсь! Чистосердечно!..»

— Давай я лучше расскажу одну историю, — вместо допроса сказал Мускулюс, присаживаясь напротив. Сидеть на корточках было неудобно, но он терпел. — Жил-был один чародей.

— Вроде вас, мастер Андреа?

— Вроде нас. Шел он как-то… ну, допустим, лесом. И встретил… ну, допустим, темного гения. Или светлого. У них, у гениев, на лбу не написано, темные они или светлые. Слово за слово, заключили чародей с гением договор. Чародей исполняет для гения три работы, гений исполняет чародею три заветных желания. Или гений одно желание исполняет авансом, а чародей тогда работает не за страх, а за совесть…

Сердце подсказывало малефику: он на верном пути.

— А что было дальше? — напрягся парнишка. Трудно сказать, хотел он продолжения истории или заподозрил неладное. Взгляд Яноша, невинный настолько, что мог оказаться подделкой, буравил рассказчика. — Дальше что?!

— Вот ты, братец, и думай: что дальше? И помни, что третья работа — она, если верить сказкам, самая пакостная.

Уходя, колдун оглянулся. Янош сидел под акацией, нахохлясь больным воробьем. Беглый сын приват-демонолога Кручека думал. Вокруг него водили хоровод тени: детвора, лилипутка Зизи в двух ипостасях, дородный Леонард Швеллер притоптывал ногой, чесал в затылке малефик Андреа Мускулюс… Видеть в этом хороводе себя было чуть странно, но не более того.

А кожевник с циркачкой и вовсе смотрелись как родные.

SPATIUM X

СОНЕТ ПАМЯТИ ЦУРЭНА ПРАВДИВОГО

(из сборника «Перекресток» Томаса Биннори, барда-изгнанника)

Как лист увядший падает на душу…

Цурэн Правдивый

Как лист увядший, падает на душу
Моя тоска. Изгнанник, я один.
Ушедших бедствий раб и господин,
Я счастий новых безнадежно трушу.

Судьба брюхата. Срок пришел родин.
Младенец криком мне терзает уши —
Дитя — палач, рок сотрясает сушу,
Смеясь вослед: «Иди, глупец, иди!»

Ну что ж, иду. Я клятвы не нарушу —
Дабы перстами ран не бередить,
Сопьюсь, споюсь, оставлю позади
Друзей, отчизну… Сердце, бейся глуше!

Тоска, увядший лист, чей жребий — тлеть,
Ты рассекаешь душу, словно плеть!

CAPUT XI

«Всю ночь кричала петухи — их крик расплатой за грехи молил восстать зарю…»

Безумный день клонился к вечеру. Жестокие проказы детства и сумасбродство юности уступали место спокойной рассудительности, что приходит с возрастом. Когда время твое близится к закату, начинаешь больше ценить мерное течение жизни, располагающее к созерцанию. Резкие вывихи судьбы больше не возбуждают, вызывая досаду и глухое томленье сердца. Кажется, день это наконец уразумел, чему Мускулюс тихо радовался, лежа на кровати и бездумно глядя в потолок. Он искренне надеялся, что вечер трудного дня не преподнесет больше никаких сюрпризов.

Малефик по собственному опыту знал, сколь опасны и беспочвенны бывают подобные надежды, — но ничего не мог с собой поделать.