Шмель

Знаете, если вглядываться в прохожих, то невозможно не заметить яркие туфли, босоножки или балетки на ногах девушек и женщин. Миллионы различных моделей в бесконечном количестве расцветок. Похоже, что повторяющихся не существует. Они притягивают взгляд, обращают на себя внимание. Но вот одна деталь: часто из-под обуви нахально торчит и рвется на свободу практически незаметный кусочек пластыря, прилепленного к ступне. Лично я, какими бы красивыми ни были туфли, не могу оторвать взгляд от этой заплатки телесного цвета. Она гипнотизирует, примагничивает взгляд. Теперь, если я вижу человека в яркой, экстравагантной шляпе, в темных очках ночью или в куртке невообразимо яркого цвета, я, в первую очередь, вспоминаю пластырь. Он лепится на натертое место, туда, где больно, неприятно. Также и все вычурные детали гардероба – крики и огромные транспаранты о внутреннем дискомфорте, непонимании и боли. Все это – пластыри, заклеивающие неуверенность в себе, недостаток внимания со стороны общества и скудность существования.

На следующем перекрестке я останавливаюсь возле трех девушек с очень ярким макияжем. Сегодня пятница, и они одеты как раз для проведения ее вечера. Каждая из них – типичная жительница злачного района. После того, как они залезли и уселись, началась череда грошовых шуток, которые я без энтузиазма поддерживал и последующего за ними хихиканья и ржания. Мы не успели даже познакомиться, проехали лишь километр, но, когда остановились, одна из них протянула мне визитку салона красоты с написанным на ней номером телефона и именем и сказала: «Если будет время, звони». До какой же степени отчаяния необходимо довести девушку, чтобы она вела себя вот так?! Она не имела понятия, кто я, что из себя представляю, но сунула мне эту визитку. Я сразу вообразил себе ее, идущую возле метро и разбрасывающую свои визитки в разные стороны, на подобии сеятеля. Она непременно должна была бы кричать: «Если будет время, звонитеееее!» и бежать вприпрыжку сквозь грязную, шершавую толпу.

Прошла ночь. Сегодня туман, хоть ножом режь. Все ежатся, кутаются в куртки и плащи, а мне не холодно. Жировой слой не позволяет мерзнуть. Люди идут и едут в разных направлениях, суетятся, торопятся или передвигаются крайне вальяжно. Но все целенаправленно двигаются куда-то. А у меня нет цели. Я стою на парковке и рассматриваю их. Чувствуется, что все вокруг ожидают появления солнца, соскучились по нему, и я в том числе. Но солнце показывается…и оно безжизненно. Когда я был маленьким, оно радовало меня и, казалось, наполняло не только светом, но и душой все вокруг. Сейчас же этого ощущения как не бывало. Душой теперь, наоборот, наполняет дождь. Или туман. А солнце, как старая лампа в давно знакомой комнате, окатывает желтым светом накаленной нити все предметы вокруг. Хотя, может это лишь побочный эффект моего настроения. Безразличия. Мы привыкли верить в то, что у каждого из нас есть цель, смысл существования. Я часто думал об этом в последнее время. Жизнь всегда проходила, будто, мимо меня, не касаясь даже рукавов моей куртки. Все осуществлялось на автомате, по давно забитой в память программе, поэтому мне так сложно вспомнить хоть что-то дельное. Лишь редкие, рваные эмоции. А что если моя цель и мой смысл жизни были в одном моменте, в оставшемся в прошлом времени. Что, если я рожден был для одного периода жизни, того, который, единственный, я прожил с интересом, не зная, чего ждать в следующую секунду. Что если я был рожден стать шмелем на поле войны?! Душа, все время скомканная, как грязный носок внутри моей костяной рамки, знаете, разворачивалась, распускалась бутоном цветка, когда я крутил руль и дергал рычаг переключения передач между падающими с неба снарядами. Мне кажется, до сих пор, что тогда мне дышалось легко. Да вообще, мне кажется, что тогда я дышал, не задумываясь об этом процессе, когда как в остальное время, напротив, мне приходилось постоянно держать под контролем действия своих легких: так, сейчас вдох, подожди немного…и выдох. Теперь снова. И так 27 лет. Сегодня пошел 28-й.

Вот уже снова вечер, и я неосознанно двигаюсь по полупустой дороге. Я замечаю молодую пару. Им, явно, прохладно в этот ноябрьский вечер. Они смотрят на машину, потом заглядывают в окно, которое я успел приоткрыть, и парень говорит:

– До менделеевской, 300.