Шмелиный мед

Воистину он спрашивает себя: до конца ли она понимает, сколько мужества, смелости, безрассудства ему понадобилось, чтобы заставить себя принять ее, чужого человека, в свой дом? Он ни шиша не знал о ней, кроме того, что было написано в газете, и все-таки привез ее к себе домой. От чужого человека может исходить непостижимо великая опасность. Чужаки отличались своего рода дикостью, чтобы не сказать грубостью и бесчеловечностью, местные никогда такими не были, нрав чужака похож на бездонную прорубь. Только это сравнение и подходит: бездонная пропасть и заполненная водой бездна. Ладно, сейчас он говорит не только о чужаках, а обо всем как высших силах, так и осязаемых вещах, внутренняя природа бытия есть не что иное как бесконечная борьба против чуждого, ри чуждых предметов и сил надо постоянно обороняться, защищаясь от чуждого, человек проявляет свою истинную ценность, свою подлинность. А ежели чуждое все же проникает в тело, человек заболевает, а когда чуждое добивается полного перевеса, человеку конец. В молодости можно схватить чуждое за рога и одолеть, но потом приходится полагаться на выносливость и хитрое упрямство, можно даже обмануть чуждое, притворившись его союзником. Надобно всегда действовать обдуманно, по плану и постоянно быть готовым к худшему. Просто невероятно, насколько при этом ты зависишь от того, кто идет впереди, показывая дорогу, от образца для подражания.

Что до него, Хадара, то в качестве путеводной нити и примера он бы назвал деда. Дед был первоначалом, сам он подобие. Каждый Божий день он немножко думает о деде и шмелиных медках. В первую очередь о том, как кончилась история с дедом и шмелиными медками.

Что такое шмелиные медки? — спросила она. Шмелиные гнезда в земле, — пояснил он, — мешки, наполненные медом, кули, из которых выдавливают мед, мед и больше ничего.

У него, у деда, стало быть, была лайка, длинноногая, как олень, с волчьей мордой, какие бывают у некоторых лаек, и эта лайка научилась выискивать шмелиные медки, находить их по запаху, она бегала кругами и лаяла, когда обнаруживала шмелиный медок. И дед с помощью куска коры выкуривал шмелей и выдавливал до последней капли мед из медков в жестяное ведро, которое он носил в рюкзаке. Они бродили по лесам и болотам, дед и его лайка; летом, когда заканчивался сенокос, бывало, неделями пропадали на этой охоте, охоте за шмелиными медками. Однажды, в тот раз, о котором он, Хадар, сейчас рассказывает, они направились на запад, далеко за болото Лаупарлидмюрен и гору Хандскебергет.

Поднимая его правую руку, чтобы соскрести корку грязи из-под мышки, она переспросила: — Как, как?

Лаупарлидмюрен и Хандскебергет. И под выворочеными корнями на краю травяного склона — ну, там никто не был и не видел, — в густой, значит, траве под вывороченными корнями собака нашла шмелиный медок. И когда они наклонились над ним, дед и лайка, дерн под ними не выдержал, и они провалились в высохшую колодезную яму, которую кто-то вырыл в незапамятные времена, шестнадцати футов глубиной. Там, на щебенчатом дне, они и сидели, ближайшие недели никто не стал бы их искать, и никто не сумел бы выбраться из этого колодца, даже лайка. И они делились медом, который они собрали в жестяное ведро, лизали понемножку, да, мед поддерживал в них жизнь столько дней, сколько ушло на то, чтобы дедова рубаха из чертовой кожи протерлась на спине, дед ведь спиной упирался в стенку колодца.

Но потом, когда жестяное ведро опустело, они начали разглядывать друг друга, в колодце было светло даже ночью, они впервые по-настоящему увидели друг друга, и собака поняла, что дед вообще-то чужой для нее человек, а дед пришел к выводу, что он, строго говоря, совсем не знает свою лайку. Сколько бы шмелиных медков они вместе ни обнаружили, они были чужими.

И обоим стало ясно, что прежде чем все это закончится, выудят из этого колодца, один съест другого. — Самое страшное не голод, — сказала она, а жажда. Человек умирает, когда исчерпает всю жидкость.

Сейчас она занималась второй подмышкой. Он, однако, хотел бы подчеркнуть, что сырое мясо содержит много жидкости, мясо — это и пища, и напиток, и тем двоим в колодце это было, конечно, известно. Ежели, к примеру, проткнуть Улофа, брата Улофа, то из него сразу же выльется масса жидкости, не прогорклого масла или ворвани, как можно было бы ожидать, а настоящей жидкости, похожей на воду.

В общем, под конец дед и лайка вступили в единоборство, речь шла о выносливости, бдительности и терпении, и когда их все-таки нашли кто-то из местных разыскивал своих лошадей и вдруг увидел дыру в земле, — стало совершенно ясно, что один съел другого.

Она не спросила, кто кого съел, он бы ни за что не ответил, если дело обстояло так, что собака съела деда.