«Шоа» во Львове

Автомобиль аж трещал от ковров, покрывал, рулонов мануфактуры, подушек и перин. Погрузили рояль, снятую с потолка люстру, завернутые в скатерть сервизы, швейную машинку «Зингер», мебель, несколько художественных картин, женскую и мужскую одежду, кухонную посуду. Солдаты еще что-то поспешно приносили и довкладывали. Вскоре грузовик наполнили под самую завязку. Пирамидальная гора нагруженных вещей достигла такой высоты, что возник вопрос, сможет ли багаж, на зацепившись, проехать под мостом. Наконец вышла пышногрудая, в теле хозяйка и стала неуклюже лезть на самый верх этой пирамиды. Солдаты подсадили ее, и она как-то неуверенно докарабкалась и устроилась. Затем муж протянул ей запеленатого младенца. И тут случилось непоправимое: то ли муж не дотянулся, или жена неудачно наклонилась к нему — завернутый в пеленки ребенок выскользнул у них из рук и упал на булыжную мостовую. Смерть наступила мгновенно. Женщина ойкнула и запричитала. Солдаты подали ей мертвое тельце, и машина, покачиваясь, тронулась.

В тот же день Блязер, Штарк, Ребиш и кто-то еще из наших мужчин бросились в военкомат. Там застали раскардаш и хаос. Помещение окружила толпа взволнованных, возбужденных граждан, желающих идти добровольцами на фронт. Мусе рассказывал, что возле военкомата собралась солидная толпа львовских тружеников. Отец, который там был, сказал нам, что настоящих рабочих от станка он не заметил, собрались только молодые евреи. Ни львовские поляки, которые считали советскую власть оккупационной, ни тем более украинцы добровольно не спешили в ряды Красной армии. Относительно возможного прихода немецкой армии общественность Львова разделилась по национальным признакам. Украинцы ждали немцев с надеждой, поляки — с интересом, евреи — с опаской. Последние оказались самыми далекоглядными. Советская власть знала подлинные настроения населения, потому в Западной Украине настоящую военную мобилизацию не проводила. Более того, тех западноукраинских граждан, которые к началу войны уже находились в армии, скоро сняли с фронта и отправили до конца войны в тыл в рабочие батальоны.

— Возвращайтесь домой, — обратился к толпе военком. — Надо будет, вас позовут. Пока что в действующую армию никого не забираем. Мобилизационные распоряжения не поступали.

На настойчивое желание выдать хотя бы стрелковое оружие, он ответил, что в военкомате оружия нет. Оружие в арсенале, а тут не арсенал. На самом деле власть не желала выдавать гражданским оружие.

— Типичные российские чиновничьи порядки, известная их «канитель», — сердился Мусе. — Никто ничего не знает, но все «при деле».

На другой день в обед совсем рядом послышался сухой треск револьверных выстрелов, пулеметные очереди, взрывы ручных гранат. Жители в панике спустились в подвал. Разошлись слухи, что немцы рядом высадили десант. Но, как скоро выяснилось, стрельбу в городе начали не немцы, а члены боевки ОУН. Первым делом они напали на тюремную охрану с целью освободить политзаключенных. Это им не удалось. События быстро приняли неожиданный для расчета повстанцев поворот. Генерал Власов (тот, из будущей РОА) провел удачное контрнаступление и задержал немцев под Перемышлем. Львов на какое-то время был спасен от немцев.

Опомнившись, в город из Тернополя возвратилась советская администрация, а с ней конвойный полк НКВД. Армия вместе с энкаведистами к концу дня ликвидировала разрозненные группки плохо вооруженных, малочисленных оуновских боевиков. Кого задерживали, расстреливали на месте. Советские танки обстреливали чердаки, особенно башни религиозных сооружений, потому что там, по их мнению, засели диверсанты. Вследствие этого были повреждены башни костелов св. Елизаветы, Марии Магдалины, Латинской кафедры, церкви св. Николая, св. Пятницы и других львовских храмов.

Неудачная для ОУН 24 июня акция еще раз показала, что украинцы во Львове составляют маломобильное меньшинство. В отличие от поляков, они не в состоянии были организовать массовые повстанческие выступления в городе. Когда в июле 1944 года, в похожей военной ситуации, поляки ударили в тыл отступающего вермахта, то без осложнений помогли Красной армии овладеть всем городом. В десятитысячной львовской дивизии Армии Краевой воевала городская молодежь, которая знала во Львове все ходы и выходы и которая отлично ориентировалась в сплетении улиц и переулков родного города.

Утром к нам зашел Мусе в брюках-гольф (немного ниже колен), в высоких альпийских ботинках на толстой кожаной подошве, с рюкзаком на спине.

— Пришел с вами попрощаться, — бодро сообщил он, — иду с друзьями на Восток. Не желаю жить под Гитлером.

21

Напуганные вооруженным выступлением разрозненных, малочисленных боевых групп ОУН, комендант Львова ввел жесткое военное положение Советские органы не ориентировались в действительных силах и потенциальных возможностях украинцев в городе, а у страха, как известно, глаза велики.