Я повел взглядом вокруг. Асфальтированная дорога бежала по пригорку. За моей спиной, как бы в отдалении от основной посадки, стоял высокий, стройный тополь. У обочины же покоился старенький самосвал ГАЗ-52. Голубоватая краска его белоносой кабины померкла, а зеленоватые борта кузова кое-где подернулись ржавчиной.
Да что это произошло? Последнее, что я помню — это авария. Дым и пламя. Жуткая боль в спине и тяжесть пожилого тела. Теперь, на контрасте эта легкость, которую я чувствовал, сейчас ощущалась как что-то волшебное. Она была такой, что, казалось, если захочу, могу свернуть горы.
Так это что? Я умер? Умер и попал… куда?
— Ты, это, — вкрадчиво посмотрел на меня Боевой, — оклемался? Че эт с тобой было-то? На тебе, и в обморок!
— Какой сейчас год? — спросил я Боевого, этого призрака из прошлого, очень живым и непривычным молодым голосом. Сам удивился, как прозвучал мой голос.
— Я, вообще-то, уже неделю ни капли в рот не брал, — обиженно посмотрел на меня Боевой. — Что за глупые намеки?
— Да какие намеки? — отмахнулся я. — Год-то какой?
Боевой недоверчиво скривил обветренные губы, помолчал пару мгновений и проговорил:
— Девятое июля тысяча девятьсот восьмидесятого. Вот видишь! Помню! В числах не путаюсь. Да трезвый я! Трезвый! Алька бы меня на работу не пустила с перегаром!
— Это очень хорошо, — словно одурманенный проговорил я, — что не пустила бы! Широко улыбнувшись, я метнулся вверх по насыпи, к дороге.
Выскочил к машине и одним махом запрыгнул на ступеньку. Заглянул в зеркало заднего вида. Оттуда на меня посмотрел загорелый молодой мужчина с широкой улыбкой и копной растрепанных светло-русых волос на голове. В его голубых живых глазах горели веселые искорки.
Искорки, о которых мне говорили все девчонки в станице, что заглядывались на меня. Я растерял эти искорки по ходу жизни, а теперь вот они, снова весело пляшут на голубых радужках.
На меня смотрел… Молодой я! Совсем такой, как на старых фотографиях! Мне давно уже стало казаться, что я и забыл, как выглядел тогда, в молодости! Но сейчас, когда мое собственное молодое лицо блестело белозубой улыбкой в зеркале, я почувствовал, будто всегда был таким!
Так. Боевой сказал восьмидесятый год. Это значит… Мне двадцать лет! Только-только из армии и за руль!
Случайно мой взгляд упал в кабину, на сидение. Там лежала свернутой газета. Не раздумывая, я дернул дверь и бросился внутрь. Схватил номер, все еще немного пахнущий типографской краской.
— Свежая, — прошептал я себе под нос, — ни год, ни два. Даже не месяц!
Когда я развернул лицо газеты, прочитал вслух:
— Московский комсомолец Номер сто пятьдесят три. Шестое июля восьмидесятый год… Цена две копейки… Быть того не может…
С первой страницы, чей уголок был оторван и, видимо, пущен Боевым на самокрутки, на меня смотрели улыбающиеся мужчины и женщины.
— Девиз, — начал читать я, — ударный труд. В студенческих отрядах страны разворачивается социалистическое соревнование… Свежая! — Не дочитав, я обернулся к Боевому, — Свежая газета!
— Да какая ж она свежая?! — Удивился Боевой, пыхча поднимаясь на дорожную насыпь, — От шестого числа ж. Мне ее Федотыч на самокрутки отдал.
— На самокрутки… — протянул я задумчиво, но весело, — здесь курят самокрутки!
А потом бросил газету обратно и соскочил с подножки.
— Игорь, — закричал мне вслед Боевой, — тебе мож плохо? Мож голову от солнцу-то прихватило?
Постепенно понимая, что происходит, я обежал кузов самосвала сзади, бросил взгляд на дорогу.
Трасса Армавир — Отрадная, была немного уже, чем буквально… буквально мгновение назад, когда я ехал к Красной на маршрутке. Узкая, и никакой разметки. Эта дорога — единственная жила в эти времена, соединяющая город Армавир с Красным сельским поселением.
— Я умер, что ли? Или все это, вся моя жизнь оказалась дурным сном под этим тополем?
Я глянул на могучее дерево, что тянулось к небу. В его зеленой листве шумел ветер.
— Ты что распрыгался, как кот молодой? Чай не март! — подошел Боевой.
— И не январь, — весело сказал я. — Что стоим-то? И куда едем?
— Ты что, молодой, — удивился он, — память растерял? А точно не пил, пока я не вижу? Да вроде, — он сделал вид, что всматривается мне в глаза, — вроде трезвый. Альку, вон, прошел, с ее стаканным медосмотром, — рассмеялся Боевой.
— Да нет. Нормально все, — я отмахнулся, — что-то припекло и головой, видать, ударился.
— Головой, значить, — скривил он губы, — ну ладно. А сейчас как? Болит голова?
— Не болит, Боевой, — улыбнулся я, — не переживай ты.
— Хорошо, что не болит, — облегченно сказал старик, — а ехали мы в Армавир, в шарашку одну. Там запчасти надо выписать.
Я задумался. Похлопал по нагрудному карману рубашки и вынул оттуда свернутую желтоватую бумажку. Развернул. В путевом листе и правда значился пункт назначения: город Армавир, улица Розы Люксембург двести тринадцать.