Шофер. Назад в СССР. Том 3

Он кивнул туда, где лежал и слабо шевелился Мятый.

— В голову по-доброму получится, — сказал я холодно.

Мятый только странно засмеялся.

— Чего ты вытворяешь? — Спросил я, держа наготове ружье, — никак умом тронутый? А я думал Пашка тот еще тип. А тут вон как выходит.

— Пашка, — он сел на колени, держа руки на бедрах, — дерьмо собачье и никто боле. Я рад, что он сгинул на все четыре стороны.

Мда… Не хило так я присадил Матвею ружьем: вся левая часть его лица была синяя. На скуле пошло рассечение. Кровь покатилась по впалой его щеке.

— Знаешь, — проговорил я, припоминая Катькино лицо, — маловато тебе будит.

Не удержавшись, я подошел к Матвею и дал ему еще раз прикладом. Удар пришелся в то же самое место, но не так сильно. Всхлипнув, он вытянулся назад, растянулся на полу, оставив колени подвернутыми.

— Ну как тебе? — Сказал я, когда он поднялся и сплюнул кровь, — не так уж приятно, когда не ты, а тебя?

Матвей не ответил. Ощупал лицо, стал плеваться кровью.

— Ну чего тут⁈ — Ворвался в хату Ванька Кашевой.

С ним прибежали какой-то мужик, паренек едва семнадцати лет, да два старика. Все с ужасом уставились на Мятого и на Матвея Серого.

— Встать, — сказал я, наставив ружье и щелкнув курком.

— Не обижайте Катю, — проговорил Матвей гундосо.

— Встать, сказал! — Крикнул я.

Матвей нехотя, или даже с трудом подчинился. Пошатываясь, встал. Под дулом пересел на кровать, бессильно свесив руки. Тогда я разрешил Кашевому с мужиками пройти. Мужики тут же взяли под руки Мятого. Потащили на улицу.

— Катя! Катька! — Закричал Кашивой из передней.

— Ванька! Не трожь ее! — Крикнул я, давай сюда!

Дозвался я его только с третьего раза. Все никак не хотел он от сестры своей отлипать. Потом все же выглянул. Весь трясся Кашевой как осиновый лист. Лицо его побледнело, а пухлые щеки будто бы даже посинели.

— Катьку не трожь, — сказал я.

— Ей в больницу надо.

— Ну и че ты ее? — Спросил я, — повезешь в кузове? Мятому тоже надо в больницу. Так что давай его туда, а к нам скорую и милицию.

Все это сказал я, не спуская с Матвея глаз. Он тоже смотрел на меня как-то ошалело. Так, будто ничего больше и не боялся.

— А Мятый, чтоли не тяжелый? Его, что ли, в кузове?

— Тут выбор небольшой. Вдруг помрет прям щас, — ответил я.

Кашевой помялся немного, но когда я в очередной раз подогнал его, тот все же побежал на улицу. Прошел рядом с Матвеем сторонясь его как огня. Даже к стеночке прижался.

— Мда, — сказал Серый, — надо было мне крепче держать Катьку в своих руках. Тогда бы ничего и не случилось.

— Ты отлупил ее так, — сказал я, — что может не оклематься.

— Оклемается, — ответил Серый, — батя мамку так бил, что она по трое суток лежала на печи. И ничего, всегда выздоравливала, — он нахмурился, — и у нее сил даже хватило, чтобы батьку в могилу свести. Чтобы Пашку заставить батьку прибить.

— Чего ж ты так баб-то невзлюбил? — Спросил я нахмурившись.

— Потому как и без них никак, — надул свои ноздри Матвей, — и с ними тяжко. Коль не держать их в ежовых рукавицах.

Что-то показалось мне, что Матвей совсем сдвинутый. Наверное, и правда семья у них получилась калеченная: один брат отца зарубил, да по головам пошел, ища себе выгоды. А другой, младший, и вовсе спятил, пади.

Пришлось мне держать на мушке Матвея еще минут сорок. Только после этого приехал к Серовскому двору милицейский уазик. Знакомые мне уже ребята, что ходили под майором Квадратько, прибежали в хату. Тут же схватили Матвея, да увели.

Скорая приехала позже. И были то уже знакомые мне Марина с Макаром.

— Что-то ты все время, Игорь, попадаешь в разные незадачи, — сказала Марина, когда побитую Катьку медбратья загрузили в их буханку.

— Ничего, — ответил я, — бывает.

Марина оказала мне первую помощь. Оказалось, попало мне в плечо три дробины. Две прошли навылет, практически под кожей. А третьего выходного отверстия Марина не увидела.

— Сделаем тебе перевязку, — сказала она, — покамест. А так, давай скорее в больницу. Надо, чтобы тебе достали эту дрянь из раны. А то мало ли что еще прицепится. Да и остальные ранки надо бы почистить хорошо. В больничных условиях.

Пообещав ей, что пренепременно поеду в больницу, вернулся я в хату.

Екатерина Ивановна все время, пока мы занимались Матвеем и ранеными, сидела на одной из коек неподвижно. Глядела куда-то в стену, да молчала. Вот и решил я спросить, что у ней на душе. Предложить, чтобы не ночевала сегодня в хате одна, а пошла на против, к своякам, к Ваньке Кашевого матери.

— Теть Кать, — вошел я в переднюю, — как вы?

Сидела она все так же без движения. Все также смотрела в одну точку. Блестящие ее глаза опухли от долгого рыдания. Лицо болезненно отекло. Простые ее темные с проседью волосы казались слабыми и изломанными. Нескладной косичкой упали она ей на плечо.

— Все будет хорошо, — сказал я и приблизился, сел на корточки у ее колен, — прошу вас, уйдите с хаты к соседям. К Игнатовым. У них покамест поживите. Сейчас вам сложно будет одной, после всего, что произошло. Присмотр нужен.

Она не ответила. Так и глядела куда-то в стену, поверх моей макушки.