Шок

Двигаясь вдоль стеллажа, Алан уперся в стол и сел. Перед ним у стопки книг на листе бумаги, исписанной стремительным летящим почерком, лежало оружие. Он осторожно взял его двумя руками и осмотрел. Орудие убийства было устроено до омерзения просто: трубка с рукояткой и дырчатый барабан, подводящий к трубке снаряд под укол острого клюва. Алан крутнул барабан, и тот быстро завращался, пощелкивая и мелькая сквозными дырами. Лишь в одной из них тускло сизовел снаряд. Отложив оружие в сторону, Алан хотел прикрыть его листком бумаги, но зацепился глазами за слова. Он прочитал стихотворение всего один раз, но сразу запомнил наизусть и, блуждая по комнате в поисках пищи и выставляя на сланцевую горелку странноватого вида сосуд с водой, все шептал и шептал яростные строки:

Целуй меня, еще целуй, без счету,

палящим медом наполняй аорту.

Я ни одной минуты наслажденья

не уступлю ни смертному, ни Морту,

Дай мне познать упругость тела-тростника,

отведать дай от сладостного языка.

Богиня! Я неистовый язычник,

когда ликующая грудь, как смерть, близка.

Из черных локонов сияет лик-луна,

пьянящих глаз, зубов сладчайших ночь полна.

Блаженство и восторг - любимой лоно.

Зачем мне лето знойное? Зачем весна?

Как дерево, в тебе корнями я пророс,

как рыба, спутан сетью шелковых волос,

но смежил веки, миг тебя не видел

и сердце от тоски уже оборвалось.

Горячая вода, заваренная на пахучей травке, обжигала нёбо, стихи жгли мозг, перед глазами стояла ликующая Лана, и последняя строфа просверкивала, словно молния:

Целуй меня, еще целуй, без счету,

палящим медом захлестни аорту.

Теперь я лишь одну молитву знаю:

пусть вечно длится ночь, а солнце - к Морту!

Алан ходил по комнате, как пьяный, нашел за стеллажом еще одну лежанку и повалился на нее. Стихи скользили в мозгу огненным кольцом, одно слово тянуло за собой следующее, строка цеплялась за строку, сразу за последней строфой обрушивалась первая. Хорошо было лежать, отдыхало тело, согревались и отходили ноги, крутилось сверкающее кольцо стихотворения, хохотала Лана, и он уже спал, разбросав руки и неслышно дыша.

Его разбудил высокий женский голос.

- До чего же ты громкая, Лана! - пробормотал Алан и проснулся окончательно.

За окном чернела ночь. Яркие лучи, бьющие из просветов между полками и верхними обрезами книг, слепили глаза. Алан сморгнул и опустил ноги, собираясь встать, но его остановил глухой бас Счена:

- ... не железный. Я придумал дикую игру. Когда предает друг, или я не успеваю выручить близкого, то беру револьвер. Видишь, он заряжен одним патроном. Закрути барабан - и один шанс из десяти, что грянет выстрел.

- Идиотские шутки, - брезгливо говорила женщина.- Никогда не поверю, что ты способен на такое.

- Не верь, но это так.

- Впрочем, ты всегда был игроком...

- Но в любовь никогда не играл!

- Мне надоели слова. Слова и слова... Ты опутал меня словами, превратил в свою собственность, в рабу.

- Ты моя богиня.

- Это годится для стихов, а не для жизни.

- Зачем так говорить?

- Да, хватит разговоров. Мне пора.

- Прошу тебя, останься хоть сегодня. Погиб Эрд, я совсем разболелся. Я не могу один.

- Опять говоришь только о себе. Я устала от подобных разговоров.

- Если бы любила - не устала бы...

- Надоело! - вдруг тонко вскрикнула женщина.- Ты задавил любовь словами, встречами украдкой, бесконечным нытьем. Эгоист! Обо мне уже шушукаются под арками!..

- Мне безразличны сплетни обывателей!

- А мне не все равно! Имею я право на счастье или нет? Имею право на покой?

- Я же предлагал соединиться...

- А жить где? В этой конуре, заваленной хламом? Да еще терпеть всяких бродяг за стеллажом? Кого ты прячешь сегодня?

Счен промолчал.

- Я отдала тебе свои лучшие годы, свою молодость, а что получила взамен?

- В прошении служителям Морта упомянуто твое имя...

- Плевать на прошение! Оно ничего не стоит, ты на подозрении!

Наступило тяжелое молчание. Хрипло дышал Счен, скрипел стул. Потом женщина сказала:

- Ты великий книжник, а я всего лишь начинающая лицедейка. Я тоже хочу стать личностью.

Молчание.

- Я ухожу.

- Останься,- еще попросил Счен.

- Сегодня большое представление, и у меня одна из первых ролей.

Дробный перестук каблуков, скрипнула и захлопнулась дверь. Алан сидел в странном оцепенении, не зная - то ли окликнуть Счена, то ли выйти самому. И в этой мутной тишине раздалось негромкое металлическое пощелкивание, за которым глухо громыхнул выстрел. Посыпалось стекло с книжных корешков. Алан вскочил и, обмирая, побежал за стеллаж, и застыл у стола, зажимая ладонью крик.

Огромное тело Счена лежало навзничь наискосок через всю комнату, от стеллажей до лежанки. Одна рука неудобно подвернулась, около другой исходил смрадным желтым дымом револьвер. Острый темно-красный язычок выглянул из-под левого бока, влажно блеснул и вдруг побежал веселой струйкой, растекаясь в лужицу, которая, как амеба, вытягивала и вбирала в себя псевдоподии. Амеба намертво присосалась к мертвому телу, жадно подрагивала, полнела на глазах, жирно отливая выпуклой поверхностью.