Шок от падения

— Ты меня не помнишь, — сказал я. Дыхание у меня сбивалось, я с трудом мог говорить. — Это было давно. Я следил за тобой. Я видел, как ты хоронила свою куклу. Я был на похоронах. И после.

И потом.

И потом.

Из ниоткуда донесся плач.

Так мне показалось.

Но это лишь значит, что он был неожиданным. Что застал меня врасплох. На самом деле ничто не приходит ниоткуда. Этот плач жил во мне много лет. Я никогда не выпускал его наружу. Но, вообще-то, я не знаю. Никто не учит нас таким вещам. Я помню, как очень давно, полжизни тому назад, мы ехали домой из «Оушн Коув». Мама с папой тихо плакали под звуки радио, но мои глаза оставались сухими. Я просто не мог плакать. Да и потом тоже.

Слез не было, когда я закончил игру «Марио 64» в режиме одного игрока, а вторая контрольная панель валялась рядом, на свободном сиденье, замотанная проводами.

Слез не было и потом, когда мы с мамой пошли в супермаркет. Я снова позволил себе забыть и взял с полки коробку с клубничным печеньем, которое нравилось Саймону, но больше в нашей семье никто его не любил. Потом, когда я вспомнил, мне пришлось ставить коробку обратно на полку и при этом озираться по сторонам, чтобы мама не заметила. Иначе это вылилось бы в дополнительные походы по врачам и долгое молчание за кухонным столом. Плакать по этому поводу я не стал.

Были и другие моменты, когда я позволял себе забыть. Каждое утро, просыпаясь в постели, я какое-то время верил, что все в порядке, все нормально, пока, как удар в живот, не приходило осознание, что все плохо.

И еще были разговоры взрослых, которые замолкали в ту самую минуту, когда я входил в комнату. Все думали, что, если бы не я, если бы не мои дурацкие шутки, он был бы сейчас жив, и все гнали от себя эти мысли.

И это длится с тех пор, как я впервые закрыл глаза и начал считать до ста, с тех пор, как я открыл их, собираясь сжульничать.

Нет, плач пришел не из ниоткуда, но он застал меня врасплох. Слезы капали быстрее, чем я успевал вытирать их.

— Прости меня, Саймон. Пожалуйста, прости. Ну пожалуйста.

Аннабель могла оставить меня там. Я бы не обиделся. Ведь я испугал ее, а теперь она могла беспрепятственно уйти. Убежать от психа. Но она осталась.

— Тише, тише, успокойся.

Я почувствовал мягкое прикосновение ее руки и услышал шепот:

— Все будет хорошо.

— Прости меня.

Тише, тише. Все будет хорошо.

Прощание навсегда

Доктор Клемент встал, протягивая руку. Он ухватил меня за пальцы, и невозможно было ответить ему твердым пожатием.

— Рад видеть тебя, Мэтт. Ричард, Сьюзен, присаживайтесь.

— Не хотите ли чаю? — предложила Клэр-или-Энна.

— Спасибо, все хорошо, — ответила мама своим вялым тоном, так что всем сразу стало понятно, что ничего хорошего она тут не видит. Она беспокоилась из-за этого собеседования гораздо больше меня.

Мама приехала в отделение на час раньше, сжимая в руках пакет с аккуратно сложенными черными брюками, свежей белой рубашкой и начищенными до блеска школьными ботинками. Она налила мне воды в ванну и добавила туда пены. Я почистил зубы и побрился в первый раз почти за месяц. Папа приехал после работы за несколько минут до начала. Мы обменялись нашим особым рукопожатием. Он сказал, что я выгляжу очень элегантно.

— Отлично, — сказал доктор Клемент, — давайте для начала я всех представлю.

Их было до фига. Мы обходили комнату, и каждый из них называл свое имя и должность.

Я никого не запомнил.

Когда медбрат-практикант пришел за мной, он объяснил, что собралось множество народу, и персонал Центра психического здоровья тоже пригласили. Он сказал, что это очень хорошо. Они помогут подготовить меня к выписке из больницы. Он попросил у меня разрешения остаться, потому что для него это может быть очень полезно с образовательной точки зрения. Я ответил, что его образование кажется мне очень важным, но забыл добавить в голос сарказма. Он поблагодарил, добавив, что мне не стоит волноваться из-за такого количества незнакомых людей, потому что я тут самый главный. Когда настал мой черед представить себя, я сказал:

— Мэтью Хомс, э-э, пациент.

Доктор Клеменс внимательно посмотрел на меня поверх очков и только потом позволил себе хмыкнуть.

— Хорошо. Мы здесь собрались, чтобы обсудить, где и как Мэтью будет проходить лечение дальше, и наметить кое-какие перспективы на будущее. А что ты сам думаешь, Мэтт?

Поскольку я тут был самый главный, все смотрели на меня. Трудно собраться с мыслями, когда к тебе обращено столько лиц.

— Если можно, я бы выпил чашку чая. У меня во рту пересохло.

Я начал подниматься, но доктор Клемент подал мне знак, чтобы я оставался на месте, он сам все сделает. При этом он посмотрел на медбрата-практиканта, ожидая, как мне показалось, что тот предложит свои услуги. Тот сразу вызвался, и мистер Клемент сказал:

— Спасибо, Тим, надеюсь, тебя не затруднит.

— Нет, нет, все нормально. Тебе сколько сахара, Мэтт?

— Три кусочка, пожалуйста.

Мама бросила на меня неодобрительный взгляд, и я сказал:

— Или два. В общем, неважно. Я и сам могу, если…

— Нет-нет, я сейчас.

Он выскочил из комнаты.