Шоколад

Мне следовало бы тотчас же удалиться, но я был слишком зол и, толкнув дверь, переступил порог шоколадной. Насмешливо звякнул колокольчик, объявляя о моем приходе. Она с улыбкой повернулась ко мне. Если бы минуту назад я не получил неопровержимых доказательств подлости ее натуры, я мог бы поклясться, что она искренне рада мне.

— Месье Рейно.

Воздух пропитан густым возбуждающим запахом шоколада. В отличие от безвкусного порошкового шоколада, который я пробовал в детстве, этот источает сочную терпкость, как душистые бобы на кофейных лотках на рынке, благоухание «Амаретто» и тирамису, приятный жженый аромат, который проникает мне в рот, вызывая обильное слюноотделение. На прилавке дымится серебряный кувшин. Я вспомнил, что не завтракал.

— Мадемуазель.

Я стараюсь говорить повелительным тоном, но гнев сжимает мне горло, и вместо праведного рева я лишь возмущенно квакаю, как воспитанная лягушка.

— Мадемуазель Роше. — Она смотрит на меня вопросительно. — Я только что ознакомился с вашим объявлением!

— Благодарю, — говорит она. — Вам что-нибудь налить?

— Нет!

— У меня восхитительный chococcino, — соблазняет она, — как раз для вашего слабого горла.

— У меня не слабое горло!

— Разве? — Голос у нее притворно заботливый. — А мне показалось, вы немного хрипите. Тогда, может, grand crime? Или кофейный шоколад?

Усилием воли я беру себя в руки.

— Я не стану вас беспокоить, спасибо.

Рыжий возле нее тихо хохотнул и сказал что-то на своем мерзком наречии. Мой взгляд упал на его руки. На них следы краски, въевшейся в трещинки и линии на его ладонях и костяшках пальцев. Я встревожился. Значит, он работает? На кого? Будь это Марсель, полиция немедленно арестовала бы его за нелегальную деятельность. При обыске его судна наверняка можно обнаружить достаточно вещественных доказательств — наркотики, краденые вещи, порнографию, оружие, — чтобы надолго упрятать его за решетку. Но это Ланскне. Только очень серьезное преступление вынудит полицию приехать сюда.

— Я ознакомился с вашим объявлением, — начал я опять, стараясь держаться с достоинством. Она смотрит на меня с выражением вежливого интереса, а в глазах искрится смех. — И должен сказать… — тут я кашлянул, поскольку в горле опять скопилась желчь, — …должен сказать, что вы выбрали… вы выбрали весьма неподходящее время для своего… праздника.

— Я выбрала? — невинно переспрашивает она. — Вы имеете в виду празднование Пасхи? — Она озорно улыбнулась. — Если не ошибаюсь, церковные праздники в вашей компетенции. Вам следует урегулировать этот вопрос с папой римским.

Я остановил на ней холодный взгляд.

— Думаю, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

Опять тот же вежливый вопросительный взгляд.

— Праздник шоколада. Приглашаются все. — Во мне, словно кипящее молоко, поднимается неукротимый гнев. Я ослеплен яростью, на мгновенье теряю контроль над собой. С осуждением тыкаю в нее пальцем. — Я догадываюсь, зачем вы все это затеяли.

— Позвольте предположить. — Голос у нее мягкий, заинтересованный. — Это враждебный выпад против вас лично. Злостная попытка расшатать устои католической церкви. — Она вдруг визгливо рассмеялась. — Боже упаси, чтобы шоколадная на Пасху торговала пасхальными яйцами. — Голос у нее дрожащий, почти испуганный, хотя мне не ясно, чего она боится. Рыжий пялится на меня свирепым взглядом. Она перевела дух, страх, как мне показалось, мимолетно отразившийся на ее лице, исчез под маской невозмутимости. — Я уверена, здесь достаточно места для нас обоих, — ровно произносит она. — А вы еще не передумали? Может, все-таки выпьете чашку шоколада? Я могла бы объяснить, что…

Я остервенело тряхнул головой, будто пес, которого донимают осы. Ее спокойствие бесит меня. Я слышу в голове какое-то гудение, помещение закачалось перед глазами. Сливочный запах шоколада сводит меня с ума. Все мои чувства вдруг обострились до предела: я ощущаю аромат ее духов, ласкающий аромат лаванды, теплое пряное благоухание ее кожи. Мне также бьют в нос смрад болот, одуряющая смесь мускуса, моторного масла, пота и краски, исходящие от ее рыжего приятеля, стоящего чуть поодаль.

— Я… нет… я…

Как это ни ужасно, я забыл все, что намеревался сказать. Что-то об уважении, кажется, об обществе. О том, что мы должны действовать заодно, о добродетельности, порядочности, о нравственных принципах. Но у меня кружилась голова, и я просто хватал ртом воздух.

— Я… я…

Мне не дает покоя мысль, что это она наслала на меня порчу, проникла в мое сознание и по ниточке выдергивает из меня разум… Она наклоняется ко мне, изображая участие. Ее запах вновь бьет мне в нос.

— Вам плохо? — Я слышу ее голос будто издалека. — Месье Рейно, вам плохо?

Дрожащими руками я отталкиваю ее.