Шоколад

Сомнений нет: она обольщает внука.

На этот раз первой опомнилась Арманда.

— Поздно уже, парень, — бесцеремонно перебила она мальчика. — Тебе пора домой.

Люк умолк на полуслове, всем своим видом выказывая недоумение и разочарование.

— Я… и не подозревал, что уже с-столько времени прошло. — Он продолжал сидеть бесцельно, словно не хотел уходить. — Да, наверно, нужно идти, — наконец вяло произнес он. — Если припозднюсь, м-мама закатит скандал. Или еще что-нибудь. Ты же знаешь, к-какая она.

На протяжении всей встречи Арманда, щадя чувства внука, мудро воздерживалась от излишне резких комментариев в адрес Каро, но сейчас, в ответ на его мягкую критику, коварно усмехнулась.

— Знаю, как не знать. Вот скажи мне, Люк, у тебя никогда не возникает желания побунтовать… хоть чуть-чуть? — Глаза Арманды искрились смехом. — В твоем возрасте полагается бунтовать — носить длинные волосы, слушать рок-музыку, обольщать девушек и так далее. А то ведь, когда тебе стукнет восемьдесят, будешь горько жалеть о жизни, истраченной впустую.

Люк мотнул головой.

— Слишком рискованно, — коротко ответил он. — Лучше уж п-просто жить.

Арманда довольно рассмеялась.

— Значит, до следующей недели? — На этот раз он чмокнул ее в щеку. — В этот же день?

— Думаю, я выберусь. — Она улыбнулась. — Кстати, завтра вечером я буду обмывать ремонт, — вдруг сказала она. — Хочу поблагодарить всех, кто чинил мне крышу. Ты тоже приходи, если хочешь.

Люк замялся в нерешительности.

— Конечно, если Каро будет против… — насмешливо протянула Арманда, задорно глядя на внука своими блестящими глазами.

— Думаю, я смогу найти предлог, — сказал Люк, приосаниваясь под ее поддразнивающим взглядом. — Почему ж не повеселиться?

— Веселье тебе будет обеспечено, — оживилась Арманда. — Весь город придет. Кроме, разумеется, Рейно и его библиолюбов. — Она глянула на него с лукавой усмешкой. — Что, по моим понятиям, большой плюс.

Мальчик прыснул от смеха и тут же виновато потупился.

— Б-библиолюбы, — повторил он. — Ты п-просто к-класс.

— Я всегда класс, — с достоинством отвечала Арманда.

— Попробую что-нибудь придумать.

Перед самым закрытием, когда Арманда допивала свой шоколад, собираясь уходить, неожиданно появился Гийом. На этой неделе он почти не заглядывал в шоколадную. Вид у него помятый, бесцветный, под полями фетровой шляпы прячутся грустные глаза. Педантичный всегда и во всем, он поприветствовал нас с присущей ему сдержанной церемонностью, но я видела, что он чем-то озабочен. Плащ на его ссутуленных плечах висит как на вешалке, будто под ним вообще нет плоти. В мелких чертах, как у обезьяны-капуцина, застыли недоумение и мука. Он пришел без Чарли, но я опять заметила на его запястье собачий поводок. Анук с любопытством воззрилась на Гийома из кухни.

— Я знаю, вы уже закрываетесь, — отрывисто, но ясно произносит он, как храбрящаяся невеста солдата в одном из обожаемых им английских фильмов. — Я вас долго не задержу.

Я налила ему чашечку черного шоколада-эспрессо и подала на блюдце с двумя штучками его любимых вафель в шоколаде. Анук, взгромоздившись на табурет, с завистью смотрит на них.

— Я не спешу, — заверила я его.

— И мне некуда спешить, — со свойственной ей прямотой заявила Арманда. — Но, если мешаю, могу уйти.

Гийом покачал головой:

— Нет, что вы. — Свои слова он подкрепил улыбкой. — У меня нет секретов.

Я догадывалась о его несчастье, но ждала объяснений. Гийом взял одну вафельку, машинально надкусил ее над ладонью, чтобы не накрошить.

— Я только что похоронил Чарли, — ломким голосом сообщил он. — Под розовым кустом в моем садике. Он бы не возражал.

Я кивнула:

— Уверена, он был бы только рад. — В нос мне бьет кислый запах почвы и мучнистой росы — запах горя. Под ногти Гийома тоже забилась земля. Анук не сводит с него серьезного взгляда.

— Бедный Чарли, — говорит она. Гийом будто и не слышал ее.

— Мне пришлось усыпить его, — продолжает он. — Он уже не мог ходить и скулил все время, пока я нес его к ветеринару. И всю прошлую ночь скулил не переставая. Я не оставлял его ни на минуту, но уже понимал, что это конец. — Вид у Гийома виноватый, словно он стыдится своего невыразимого горя. — Глупо, конечно. Как говорит кюре, это ведь всего лишь собака. Глупо так убиваться из-за пса.

— Вовсе нет, — неожиданно встряла в разговор Арманда. — Друг есть друг. А Чарли был хорошим другом. И даже не слушайте Рейно. Он ничего в этом не понимает.

Гийом глянул на нее с благодарностью.

— Спасибо за добрые слова. — Он повернулся ко мне. — И вам спасибо, мадам Роше. На прошлой неделе вы пытались предупредить меня, но я не прислушался, не был готов. Полагаю, мне казалось, что, игнорируя все признаки, я сумею еще долго поддерживать в Чарли жизнь.

В черных глазах Арманды, устремленных на Гийома, появилось странное выражение.

— Жалкое существование в мучениях не всегда лучшая альтернатива, — мягко заметила она.

Гийом кивнул.

— Да, мне следовало раньше усыпить его. Оставить ему хоть немного самоуважения. — На его беззащитную улыбку больно смотреть. — По крайней мере, не тянуть до прошлой ночи.