Шоколад на крутом кипятке

Она услышала шаги Джона на лестнице. Этот его обычный визит она ожидала сегодня с большим волнением. Голос Джона был единственной ее связью с миром. Если бы она могла говорить, если бы могла сказать ему, как важны для нее его посещения и беседы с нею! Если бы могла выбежать во двор и расцеловать Алекса, как сына, которого у нее не было, если бы могла играть с ним до изнеможения, если бы могла вспомнить наконец, как готовить, ну хотя бы как сварить пару яиц, если бы могла насладиться каким-нибудь, пусть самым немудрящим, блюдом, если бы она могла… вернуться к жизни! Запах, который Тита неожиданно услышала, потряс ее. Он был чуждым для этого дома. Джон открыл дверь и появился… с подносом, на котором стояло блюдо с отваром из говяжьих хвостов!

Отвар из говяжьих хвостов! Она не могла этому поверить. Вслед за Джоном вошла рыдающая Ченча. Их объятие было коротким – не хватало еще, чтобы отвар остыл! Едва она сделала первый глоток, как объявилась Нача. Покуда Тита ела, она гладила ее по голове и без остановки целовала ее в лоб, как делала это в детстве, когда Тита хворала. А вместе с Начей появились игры ее детства на кухне, выходы на базар, свежеиспеченные лепешки, косточки пестрого абрикоса, рождественские пироги, Начин дом, ароматы кипяченого молока, сдобного хлеба, смеси атоле с шоколадом, запахи тмина, чеснока и лука. И как всегда, на протяжении всей ее жизни, не успела она почувствовать (пусть и одним только сознанием) запах лука, из глаз ее брызнули слезы! Эта долгая немая беседа с Начей была поистине чудодейственной, так не раз бывало и в прежние добрые времена, когда Нача еще была жива и когда они вместе столько раз готовили отвар из говяжьих хвостов. Сейчас они смеялись и плакали, оживляя в памяти эти моменты и споря, в какой именно последовательности надобно готовить это блюдо. Так Тита вспомнила наконец первый из забытых за время болезни рецептов, и толчком к этому было воспоминание о резке лука.

Мелко нарезанные лук и чеснок жарят в небольшом количестве масла. Когда они слегка подрумянятся, к ним добавляют картофель, эхотес и порубленный хитомате, все это держат на огне, пока овощи не пустят сок.

Ее воспоминания были прерваны вторжением в мансарду Джона, которого крайне встревожил стекавший вниз по лестнице поток.

Когда он сообразил, что оскальзывается на слезах Титы, он благословил Ченчу и ее отвар из говяжьих хвостов за результат, коего не мог добиться ни одним из своих лекарств: Тита плакала! Смущенный своим неуместным вторжением, он было решил ретироваться. Голос Титы остановил его – мелодичный голос, который безмолвствовал на протяжении шести долгих месяцев:

– Джон! Не уходите, прошу Вас!

Джон остался рядом с нею и стал свидетелем того, как слезы на лице Титы сменились улыбкой. Из уст Ченчи он услышал немало сплетен и слухов. Так доктор узнал о том, что Матушка Елена запретила навещать Титу. В семье Де ла Гарса иногда прощали некоторые проступки, но неповиновение и обсуждение родительских указаний не прощалось никому и никогда.

Могла ли Матушка Елена простить дочери, что та, в здравом уме или в безумстве, обвинила ее в смерти внука! По отношению к Тите она была столь же непреклонна, сколь и по отношению к ее сестре Гертрудис, имя которой запрещено было даже произносить. Тут надо вспомнить, что Николас незадолго до этого принес вести от беглянки.

Он и вправду отыскал ее в одном борделе. Передал ей одежду, а Гертрудис послала с ним сестре письмо. Ченча вручила послание Тите, и та молча его прочитала.

Дорогая Тита!

Ты и представить себе не можешь, как я тебе благодарна за присылку одежды. К счастью, я все еще нахожусь здесь, так что могла получить ее. Завтра я покидаю это место, так как оно недостойно меня. Не знаю, есть ли на земле место, меня достойное, но я попытаюсь найти его. А сюда я попала потому, что чувствовала очень сильный огонь, который сжигал меня изнутри. Человек, похитивший меня тогда в поле, буквально спас мне жизнь. Вот бы мне его встретить еще когда-нибудь. Он оставил меня потому, что рядом со мной совсем обессилел, хотя так и не смог погасить мой внутренний огонь. Как бы там ни было, сейчас, после бессчетного количества мужчин, которые прошли через меня, я чувствую большое облегчение. Возможно, однажды я вернусь домой и сумею тебе все это объяснить получше. Любящая тебя сестра Гертрудис.

Тита спрятала письмо в сумочку, не обмолвившись ни единым словом. То, что Ченча ничего не спросила о его содержании, свидетельствовало, что она его прочитала вдоль и поперек.

Позже Тита, Ченча и Джон вытерли лестницу и нижний этаж.