Шоколад на крутом кипятке

Она поспешила на кухню поглядеть, не готова ли фасоль, и каково же было ее удивление, когда она обнаружила, что за все эти долгие часы фасоль на плите так и не разварилась.

Нечто из ряда вон выходящее творилось на ранчо. Тита припомнила, как Нача говорила, что, когда две или больше кумушек спорят, готовя тамали (Острое кушанье из маисовой муки с кусочками мяса, в обертке из бананового листа), они так и остаются сырыми. Их могли варить дни напролет, но они все такими же и оставались, а все потому, что кумушки злились. В этих случаях надобно было тамалям что-нибудь спеть, чтобы они развеселились, и тогда они быстренько доваривались. Тита подумала, что то же самое случилось и с ее фасолью, которая подслушала их спор с Росаурой. И ей не осталось ничего другого, как попытаться сменить печаль на радость и спеть фасоли что-нибудь ласковое: времени оставалось всего ничего, а обед для приглашенных готов не был.

Самое верное было вспомнить какую-нибудь превеликую радость и во время пения держать ее в уме. Тита закрыла глаза и запела вальс:

Я счастлива с той первой встречи,
тебе любовь я отдала
и душу чистую в тот вечер…

В ее сознании пронеслись картины первой встречи с Педро в темной комнате: нетерпеливая страсть, с которой Педро снимал с нее платье, отчего всю ее плоть пронизало жаром, едва он коснулся своими пылкими руками ее кожи. Кровь запылала в ее жилах, сердце исторгало всплески желания. Мало-помалу горячка пошла на убыль, уступив место бесконечной нежности, успокоившей их разгоряченные души.

Тита напевала, а фасоль порывисто булькала, пропитываясь собственным отваром, и стала разбухать, чуть ли не лопаясь от довольства. Открыв глаза, Тита подцепила вилкой одну из фасолин и попробовала ее — варево было в самый раз готово. У нее оставалось еще время, чтобы до прихода тетушки Мэри почистить перышки. Весьма довольная, она покинула кухню и направилась к себе, чтобы принарядиться. Сперва надо было почистить зубы. Кувыркание на земле, которое ей пришлось пережить во время куриного урагана, привело к тому, что на зубах у нее скрипел песок. Она набрала щеткой порошок и стала с ожесточением полировать зубы.

В школе ее научили делать такой порошок.

Для его приготовления берут пол-унции (Мера веса, чуть меньше 30 граммов) винного камня, пол-унции сахара и пол-унции кости каракатицы, а также две драхмы (Мера веса, равная одной восьмой части унции, приблизительно 3,594 грамма) флорентийского ириса и драцены, все это измельчают в порошок и перемешивают.

Объяснила детям, как самим делать зубной порошок, учительница Ховита, маленькая хрупкая женщина. Она была наставницей Титы в течение трех лет. Все ее долго вспоминали, не столько из-за тех знаний, которые от нее получили, сколько потому, что она была прелюбопытнейшим существом. Рассказывали, что в восемнадцать лет она осталась вдовой при сыне. Она так и не пожелала приискать ему отчима и по собственной воле прожила остаток дней в безбрачии. Одному Богу ведомо, в какой мере она от этого выиграла, в какой мере проиграла, но только с годами бедняжка тронулась рассудком. Чтобы отрешиться от дурных мыслей, она истязала себя работой. Ее излюбленное изречение было: «Лень — мать всех пороков». Сама Ховита без передышки трудилась с утра до ночи. С каждым днем она работала все больше, а спала все меньше. Со временем домашних хлопот ей стало мало, и для успокоения души она стала выходить из дому в пять часов утра подметать тротуары. Начинала со своего, а после мела и соседские. Постепенно круг ее деятельности расширился до четырех кварталов, и вот так мало-помалу — in crescendo — она дошла до того, что перед тем, как идти в школу, навострилась подметать в Пьедрас-Неграс все тротуары. Порой в волосах у нее застревали клочки мусора, и дети насмешничали над ней. Тита, глядя в зеркало, заметила, что ее облик смахивает на облик учительницы Ховиты. Может, единственно из-за того, что после всей этой катавасии в волосах у нее запутались перья, только Тита не на шутку переполошилась. Она никоим образом не хотела превратиться в еще одну учителку Ховиту! Тита стряхнула перья и, взяв гребенку, с силой расчесала волосы перед тем, как спуститься к Джону и его тетушке Мэри, — об их появлении на ранчо оповещало тявканье Пульке. Тита встретила их в гостиной. Тетушка Мэри была точно такой, какой она ее представляла, — деликатной и приятной сеньорой в летах. Несмотря на годы, она выглядела безукоризненно.

На ней была скромная, пастельных тонов шляпка с искусственными цветами, особенно хорошо выглядевшая на седине. Белоснежные перчатки гармонировали с цветом ее волос. При ходьбе она опиралась на палку красного дерева с серебряным набалдашником в форме лебедя. Ее речь была крайне любезна. Тетушка была в восторге от Титы и горячо поздравила племянника с удачным выбором, а Титу похвалила за ее прекрасный английский язык.

Тита извинилась за отсутствие сестры, которой нездоровилось, и пригласила гостей в столовую.