– Лиз, я сама об этом узнала всего тридцать минут назад. Клянусь, собиралась позвонить тебе. И все же, как ты узнала?
– А-а, Джим встретил Картера в бакалейной лавке, где тот презервативы покупал – самого маленького размера. Я и не знала, что их и детских размеров делают.
– Ха. Ха. Ха. Очень смешно, – язвительно отозвалась я. – Кстати, о выдающихся способностях. Что-то в последнее время ты не делилась со мной стыковочными данными. Что, Джим решил отдохнуть от изучения твоего бездонного ущелья?
Тут ко мне в комнату зашел Гэвин. За спиной у него висел рюкзачок, разрисованный игрушечными фигурками. Мысль о ночевке в доме Картера очень его будоражила. Он убедил меня, что сам сумеет собрать свои вещи. Придется мне незаметно, когда он отвлечется, проверить, что он напихал в рюкзак. В прошлый раз, когда мы отправлялись к деду, он уложил один грязный носок, восемь мягких игрушек и пластиковую вилочку.
– Лиз, я должна бежать. Пришел твой крестник, и мне надо закругляться, – объяснила я, меж тем как Гэвин вскарабкался на кровать и принялся прыгать на ней, как на батуте. Я щелкнула пальцами и жестом указала на постель. Он тут же вытянул ноги вперед и шлепнулся на попу.
– Не забудь уложить что-нибудь детское от аллергии и липкую ленту-герметик. Тебе вовсе не к чему, чтоб кто-то орал: «Мамочка», когда вы с Картером будете в самом разгаре увлекательного процесса. И учти: как бы ни старался Картер уверить тебя в обратном, если мужчина говорит об
Зачем она меня нервирует? Мне вовсе не хотелось представлять себе Джима, елозящего по Лиз и вопящего при этом: «Мамочка!». Картинка сама промелькнула у меня в сознании. Я быстренько отключила мобильник и схватила из второго ящика комплект красного нижнего белья. Лиз подарила мне его года два назад, чтоб я надела на свидание с каким-то незнакомцем, которое она же и устроила. Парень явился на час раньше и спросил, не могли бы мы скоренько все закончить, а то ему бежать надо. Наверняка машину папе нужно было вернуть и в комнате у себя порядок навести до мамочкиного прихода. Стоит ли уточнять, что магазинный ценник с красного кружевного белья так и не был срезан?
Я, извиваясь, застегнула лиф, а Гэвин, сидя на кровати, внимательно разглядывал меня в зеркале. Судьбе было угодно довольно рано щелкнуть меня по носу, чтобы было понятно: если у тебя есть малыш, то наедине с самой собой ты остаться не сможешь. Прикрывайся, бегай, прячься за дверью, и еще больше раззадоришь его, взрастишь в нем нездоровое любопытство и желание вывести тебя на чистую воду. Выберете неправильную тактику, и результат не заставит себя ждать – малыш станет вас преследовать, а его хобби станет неусыпное подглядывание за окружающими. Гораздо лучше просто заниматься своим делом, и если возникнут вопросы, то смело и правдиво ответить на них, как и подобает взрослому человеку. Это в теории.
– Мам, ты свои сиси одеваешь? – спросил Гэвин.
Я засмеялась и помотала головой в ответ на его вопрос.
– Скажем так, этот лифчик, главным образом, форму придает, так что, полагаю, я и в самом деле свои сиси НАДЕВАЮ.
Покончив с бретельками, я повернулась к сыну лицом и потянулась за джинсами, лежавшими в ногах на кровати.
– А сто это за класненькие стуцки? – спросил он.
– Какие красные штучки? – рассеянно отозвалась я, натягивая джинсы и внимательно разглядывая четыре разложенные на выбор футболки.
– Красненькие стуцки на твоих сисях.
Я опустила веки и еще ниже – голову.
Ладно, вот и выпал мне случай показать себя взрослой. Малыш задал разумный вопрос. Так ведь? Но ему всего четыре года. А в каком возрасте подобает узнавать значение слова «соски»? Мне как, быть с ним честной или выкрутиться как-нибудь? Через несколько месяцев Гэвин пойдет в подготовительный класс. Что, если они заговорят про детские бутылочки с сосками или спросит, кто видел котенка, сосавшего молоко у своей мамы? Если я сочиню что-то, то мой малыш только и будет талдычить: «Неее-т, учитель. Моя мама сказала, что они называются коовками-му-му и нужны просто для уквашения».
Мой сын вырастет, всю жизнь пугаясь, когда кто-то будет потешаться над ним, уговаривая надеть коовку-му-му на детскую бутылочку. Я даже услышала, как у меня в голове зазвучал голос Роберта Де Ниро: «У меня есть коовки-му-му, Крег, может, подоишь меня?»
– Они называются соски́, Гэвин.
Честность – лучшая политика. Этому и будем следовать.
Некоторое время сын сидел, не говоря ни слова. Я же мысленно похлопывала себя по спине за то, что я хорошая родительница и могу быть правдивой со своим сыном.
– Соски́, – тихо произнес он.
Я кивнула, гордая тем, что ребенок без проблем употребил взрослое слово, а не какую-нибудь глупость. У меня до сих пор ночные кошмары случаются оттого, что отец, пока я росла, называл женские детородные органы «чу-чу-лэйни»[77].
– Соски́, соски́, соски́. Смешное слово!