Шоколад (СИ)

Хлопок шампанского, шипучий напиток на языке, курица на тарелке Пасечника, фейерверки за окном, Данилка с криком «ура», — всё расплывалось перед глазами как в тумане. В ушах стоял гул, сердце выпрыгивало из груди, а прикосновение к руке Пасечника оказалось сродни удару тока, когда мы стояли у окна. Ноги подкосились, я стала оседать на пол. Он подхватил меня на руки.

— Данил, где спальня?

— Маме плохо?

— Голова закружилась, ей надо полежать.

Под руководством испуганного Дани Пасечник принёс меня в спальню и уложил на кровать. Тапочки слетели где-то на полпути, платье исчезло, когда за Даней закрылась дверь, бельё очутилось на полу спустя десять секунд, и я призналась себе, что неимоверно соскучилась. И как только я произнесла кодовое слово «Пасечник», оно взорвало все барьеры и ознаменовало начало безумной новогодней ночи.

Меня затрясло в оргазме, как только он накрыл мои губы поцелуем и прикоснулся руками к груди. Грудь раньше была перевязана, я понятия не имела, насколько она у меня чувствительная. Мир перед глазами кувыркнулся, ноги ослабели настолько, что не скрестились бы сейчас на мужских бёдрах ни при каких условиях.

— Какая стремительная пчёлка.

Его лицо озарила настоящая, искренняя улыбка, сталь в глазах превратилась в бездонный манящий омут. Медленный поцелуй осел на языке сладкой медовой истомой. Осторожные движения губ рождали в моём теле новый вулкан, разгорающийся от невесомых касаний. Сердце затопило от странного щемящего чувства. Его горячие ладони блуждали по плечам, груди, скользили по бокам, спускаясь ниже, усиливая томление и трепет.

Глубокий голос проник в подсознание, отозвался в теле волнующей истомой, прикосновения к обнажённому телу запустили огненный кровоток, и меня накрыло жаркой волной.

— Да-а-а…

Я умиротворённо лежала на груди Пасечника, он неторопливо перебирал мои прядки волос. Молчание между нами не беспокоило, на душе было светло, в теле царила невероятная лёгкость. За окном отгрохотали фейерверки, новогодняя ночь устало кружилась за окном, успокаиваясь и затихая, насылая на всех хорошо отпраздновавших предутренний сон.

Мой кошмар ожил. Я неслась по ночному лесу, перепрыгивая через корни, падала, вскакивала, бежала дальше, в голые ступни впивались колкие иголки, грудь раздирал ужас, за мной кто-то гнался. От грозного рыка за спиной, я запнулась, кубарем полетела на землю, тотчас меня придавило огромное мохнатое тело. Над головой раздался торжествующий вой, когти рвали нежную кожу плеч. Сейчас волк вопьётся клыками в шею, перекусит её. Мышцы ноги свело в ужасающей судороге, стон разорвал горло.

Я ещё не проснулась, как почувстовала руки, трясущие меня за плечи.

— Что?

— Судорога…

Он понял, откинул одеяло, сжал мою спазмированную мышцу, начал её растирать и растягивать. Я умела убирать спазм. Техника задержки дыхания всегда выручала меня. Боль в сведённых мышцах уходила на выдохе, я зажала нос, стараясь как можно дольше продержаться, не вдохнуть.

— Тяни стопу на себя.

Пасечник ловил реакцию на моём лице, сгибал стопу, разминал мышцу. Боль, действительно, затихла, хотя минуту назад мне хотелось выть от ужасного спазма. Ощущение бескорыстной заботы, его встревоженное лицо, сильные руки на моём теле породили в сердце такую волну благодарности, что на глазах выступили слёзы.

— Ты стонала во сне. Приснился кошмар?

— Я бежала по лесу. За мной кто-то… гнался.

Спазм закончился, но Пасечник продолжал растирать мышцу, озабоченно глядя на меня.

— Хочешь ещё поспать?

— Не усну. Ты приехал на зимние каникулы?

— Нет, совсем. Колонию закрыли. Дождя нет, туман исчез, землю не трясёт.

Уставилась на Пасечника, села, прикрыв одеялом грудь.

— Не может быть!

Он посмотрел на меня каким-то долгим задумчивым взглядом.

— Должно же это когда-нибудь закончиться.

— Столько лет продолжалось? А если снова начнётся?

Пасечник вдруг уткнулся лицом мне в живот, обхватил руками, придушенно заговорил.

— После твоего отъезда ничего не было. Вообще ничего.

Волосы Пасечника, в которые я вплела пальцы, отросли, стали не такими жёсткими. Он глубоко вздохнул от этой безыскусной ласки, замолчал, наслаждаясь ею.

— Кое в чём я не смог тебе признаться. Не хочу, чтобы эта ложь стояла между нами. Я… намеренно оставил тебя в лагере, потому что почувствовал, ты повлияла на это грёбанное Нечто. Те солнечные дни после землетрясения были не случайны.

— Майя на своём месте, так ты сказал Виктору?

— Да. Правда, док ничего не понял.

Он поднял голову, посмотрел мне в глаза.

— Эгоистичный и самоуверенный начальник смертельно устал от этой колонии. И всегда задавал вопрос. Что сделать, чтобы тварь исчезла? А потом появилась ты — лучшее, что случилось в моей жизни. Прости, я наломал дров. Выйдешь за меня?

— Ты не исправим.

— В этом вопросе да.

Глава 21. Пасечник