Шоколад (СИ)

В форменной одежде ведомства я смотрелась сотрудником ФСИН, когда мы стояли около вертушки. Мужчины, вышедшие с рюкзаками из вертолёта, исподтишка рассматривали нас, многозначительно переглядываясь друг с другом. Мне было неловко, но Пасечник не обращал на них внимания.

— Можно поцеловать тебя?

После его ухода мы не общались, вечером я закрыла дверь на защёлку, но он так и не пришёл. Короткий роман закончился. Правда, как безжалостный нож, вскрыла гнойную рану, заштопала без наркоза, и залила йодом живое мясо. Правда не оставила иллюзий, очистила и освободила меня от прошлого. Надеюсь, излечила меня от него.

Моё счастье не будет зависеть от мужчины. Это самообман и попытка восполнить дыру внутри себя. Мой мир должен стать моим и только моим, без пробоин, без желания укрыться за чьей-то спиной, передать ответственность в чужие руки.

— Можно.

Мы поцеловались без надрыва и адреналина. Я чувствовала себя усталой родственницей, засидевшейся в гостях. После колонии я стала старше, наверное, на несколько жизней. Розовые пони, белые единороги никогда не дружили со мной, а сейчас и подавно очутились по ту сторону реальности.

Видимо, чтобы начать жить, мне следовало умереть.

Глава 20. На своём месте

На вертолётной площадке меня ждал всё тот же ведомственный джип с затемнёнными стёклами. Конечно же, я пригласила Светочку, и мы довезли её до метро. Знакомство завершилось улыбками и «пока, пока» без обмена контактами. Между нами было несколько дней болтовни на кухне, которые сблизили нас как пассажиров купе в поезде дальнего следования. Оставив позади колонию, мы с лёгкостью и даже каким-то облегчением простились и пошли каждая в свою сторону.

Я попросила шофёра остановиться у ближайшего торгового центра. Зайдя в первый попавшийся сетевой магазин, я без примерки набрала необходимый минимум вещей на первое время, заплатила и вышла к машине. Прошлый образ жизни, кажется, канул в вечность навсегда. Вещи оказались простой необходимостью, функционалом, без которого нельзя обойтись. Даже отсутствие белья давно перестало меня волновать. Я словно рождалась для новой жизни, оставив далеко за спиной прежние привычки и желания.

Свобода — вот то, от чего сильнее разгонялось сердце, то — что имело истинную ценность. Щебечущие девочки в очереди около примерочных кабинок, дама в куртке перед зеркалом, мужчина с ворохом тряпок в руках и его бойкая спутница — все они казались актёрами в театральной постановке, в которой когда-то играла и я. Ненастоящие, картонные персонажи, не сознающие быстротечность жизни, тратящие время на суету и бег по кругу.

Следующим пунктом посещения стала кадетская школа. В форме сотрудницы службы исправления и наказания, меня, глянув паспорт, сразу пропустили к директору. К этому моменту я уже с трудом держала себя в руках, настолько сумасшедшее желание увидеть сына разрывало изнутри.

Войдя в кабинет директора, представительного мужчины лет пятидесяти в белой рубашке с галстуком, я тут же озвучила цель своего визита.

— Я мать кадета Бортникова Данила, хочу забрать его из школы. Сейчас.

— Минутку, ваше имя.

Мой паспорт очутился в руках директора.

— К чему такая срочность? Дети на занятиях.

— Я не видела сына больше трёх месяцев. Он был зачислен в школу без моего согласия. У ребёнка серьёзные проблемы со здоровьем.

— Какие именно?

— По медицинским показаниям ему нельзя жить в интернате, у него энурез. — Моя жесткая интонация, заставила директора насторожиться. — Дайте форму заявления, которое требуется для отчисления, и я уйду без скандала.

Надеюсь, мой намёк он понял.

— Кстати, отец, который записал к вам сына, осуждён на три года.

Директор поправил галстук, наклонил голову, собираясь, видимо, что-то уточнить, но я не дала ему сказать.

— Быстрей, пожалуйста, меня ждёт машина.

Директор в молчании выдал мне бланк учреждения и ручку. По его блуждающему взгляду стало понятно, он никак не мог сложить два плюс два — мою форму и сообщение о том, что бывшего мужа отправили в колонию.

— Пишите в свободной форме. Укажите причину, по которой забираете сына.

Пока я писала подрагивающей рукой заявление, он сделал несколько звонков. Строчки раздваивались в глазах, сердце выпрыгивало из груди, я беспрестанно прислушивалась к шагам в коридоре, поминутно оглядывалась на дверь. Беспричинный страх лавиной накатывал на меня. Чудилось, что опять произойдёт что-нибудь ужасное, и я не увижу сына. Когда дверь кабинета отворилась, и на пороге возник Данилка в форме кадета в сопровождении воспитательницы, я с трудом поднялась на подгибающиеся ноги.

— Даня…

— Мама!

В его голосе прозвучала такая дикая тоска вперемешку со жгучей радостью, что я чуть не свалилась на пол. Мы сцепились, как два человека, потерявшиеся в открытом океане, в смертельном круговороте бури, наконец-то, нашедшие друг друга.

— Ты больше не уедешь?

Чтобы не пугать ребёнка, я как могла, сдерживала подступившие слёзы, гладя его коротко остриженные волосы.

— Нет. Теперь буду с тобой. Ты собрал вещи? Я забираю тебя из школы.

— Навсегда?