Шоколадная лавка в Париже

И вот ведь что странно. Я прекрасно знаю, что при изготовлении этой шоколадки экономили на всем, на чем можно и нельзя. Она продукт массового производства, ее невозможно ставить в один ряд с высококачественным, изготовленным из лучших продуктов шоколадом Тьерри. Вкус у нее самый что ни на есть стандартный, и основное ее предназначение в том, чтобы ничем особо не выделяться… И все же шоколадка «Брэйдерс» – вкусная. Тает на языке точно в правильный момент и наполняет рот сладким, сливочным вкусом. А ведь я точно знаю, сколько в ней сливок (ни грамма). А еще шоколадка легко разламывается на удобные квадратики. Нет, это же просто объедение! Не знаю, как бы я восприняла этот вкус, не привыкни я к нему с раннего детства. Но для меня этот шоколад вполне хорош: вкус успокаивающий, уютный и домашний. Жалко, Ричард не купил еще. Спрятала бы под кроватью в Париже и лопала, когда надоест дегустировать шоколад ручной работы.

Я тихонько замычала от удовольствия.

В зеркале заднего вида отразилось улыбающееся лицо Ричарда.

– Будто опять с детьми еду, – сказал он. Но по-доброму, совсем не обидно.

Судя по указателю, от Довера нас отделяет меньше сотни миль.

Я с опаской поглядывала на тучи.

Насколько сильным должен быть дождь, чтобы паромы отменили? У нас билеты на сегодняшний вечер. По прибытии во Францию я собиралась найти дешевую гостиницу недалеко от порта. Мы с Клэр немного отдохнули бы, а завтра с новыми силами вышли бы на финишный этап нашего путешествия.

Но теперь я не знаю, каковы будут наши дальнейшие действия. Билеты на поезд забронированы, но я не уверена, какие на этот счет планы у Ричарда. Может, он довезет нас до самого Парижа? Спрашивать не хочу. Уже успела заметить, что бывший муж Клэр – настоящий джентльмен. Если я хотя бы намекну на что-то подобное, отказать он не сможет. Рискую поставить человека в неудобное положение. Может, у него даже загранпаспорта с собой нет. Короче говоря, я решила сидеть тихо и ждать дальнейшего развития событий.

Когда проходили паспортный контроль, Клэр не проснулась. Я боялась, что у таможенников возникнут подозрения и они заставят нас ее разбудить. Но никого это обстоятельство не смутило. Нас пропустили без проблем. Ричард вышел из машины и быстро, ни слова не говоря, купил билет на провоз автомобиля. Я даже не заметила, как он это проделал. А когда я принялась его благодарить и попыталась предложить денег, Ричард только отмахнулся.

– Деньги Клэр – это мои деньги тоже, – заметил он, но без малейшего намека на желание оскорбить или принизить.

Между тем беспробудный сон Клэр начал тревожить нас обоих. Клэр клятвенно заверила, что лекарства может принимать сама и в контроле не нуждается. Мол, так сказал врач. Но теперь меня одолевали сомнения.

– Клэр, – позвал Ричард, когда мы с шумом въезжали на огромный паром.

На борту полно беззаботных отпускников. В машинах у них чего только нет: соломенные шляпы, надувные кресла, палатки, велосипеды. Дети ерзают на сиденьях: им не терпится устроить веселую беготню на палубе. «Может, поездом ехать и удобнее, – подумала я. – Но малышам на пароме точно интереснее».

Клэр зашевелилась. Когда мы заняли место на нижней палубе, Ричард выключил двигатель и легонько коснулся ее плеча:

– Клэр?

Ох и долго Клэр его уговаривала! А Тьерри только отмахивался: не валяй дурака, на Эйфелеву башню поднимаются одни туристы. На это Клэр возразила: а я, по-твоему, кто? Тьерри ответил: нет, ты не туристка, ты муза. Клэр в жизни никто не говорил ничего приятнее. Она подпрыгнула и обвила ноги вокруг его пояса. Тьерри раскатисто захохотал и наконец согласился. И вот однажды в жаркий день, в то время, когда все остальные «обедали, как нормальные люди» (так выразился Тьерри – и он был прав, в Париже время трапезы ни за что не пропустят), они приблизились к основанию огромной металлической конструкции и долго маялись в очереди на солнцепеке. Тьерри то и дело вытирал лоб большим платком.

– Красивая, – произнесла Клэр.

– Только на коробку конфет годится, – фыркнул Тьерри.

– Верно, – согласилась Клэр. – Тебе надо выпускать коробки конфет с Эйфелевой башней.

Тьерри нахмурился. Они вошли в лифт и под углом взлетели вверх, будто на ракете. Клэр затрепетала от радостного волнения. Вот они на первом уровне (première), на втором (deuxième), на третьем (troisième). Тьерри понял: Клэр не успокоится, пока не поднимется на самый верх. Ее энтузиазм вызвал у него улыбку.

Внизу парижский воздух горячий и неподвижный, зато наверху дует прохладный ветер. Тьерри сразу снял пиджак и набросил ей на плечи, но Клэр вовсе не хочется кутаться. После городской жары особенно приятно насладиться свежим дуновением.

Светлые волосы Клэр развевались. Она повернулась к Тьерри с улыбкой. В кои-то веки Тьерри вовремя догадался достать фотоаппарат «Лейка» и запечатлеть этот момент. Темно-красные губы Клэр – помадой такого оттенка пользовалась мадам Лагард, и Клэр переняла у нее эту привычку – растянуты в широкой веселой улыбке. Она пытается удержать на голове соломенную шляпу с широченными полями.