Растерянно открыв рот, Уно хотел бы придумать объяснение, но его не было. Мальчик удивился, как он только сам не додумался до такого простого вывода.
- Но, может, есть еще пути? Ты же умный...
- Умный, - довольно кивнул Лонни, которому польстило признание. - Поэтому и знаю, о чем говорю. Да и даже, если пробраться, то неужели ты думаешь, что тебя там не поймают? Не пройдет и минуты как тебя схватят. Так что все, упустил свой шанс. Донельзя нерациональный поступок.
- А какое задание дали тебе? - расстроенно спросил Уно.
- Смотри уже, - вновь поправил очки Лонни и кивнул в сторону своего дома.
К крыльцу неспешно подходила женщина лет тридцати - кислотно-желтые волосы развевал задувающий ветер, и локоны мешали разглядеть лицо, но интуиция подсказывала мальчику, что это мама очкарика. Можно было увидеть сходства в осанке и резких, грубоватых движениях. Да и идеально белый костюм явственно намекал, что она не залетная гостья на улице Зеленых крыш.
Ничего не понимая, Уно посмотрел на побелевшего Лонни - взгляд в эту секунду у него был точно такой же как у зрителей в "Подполье", когда те смотрели на новых бойцов, готовых разорвать друг друга.
- Давай, мама, - одними губами прошептал очкарик.
Внутри Уно что-то сжалось от кошмарного предчувствия. Да, именно так люди смотрели, ожидая чьей-то смерти. Нет, не так - когда, желали чьей-то смерти.
- Ты что творишь?! - дрогнувшим голосом воскликнул рыжеволосый мальчик.
- Рациональный поступок, которого и ждут "Люди Моро".
Фраза была сказана так сухо и равнодушно, что Уно дернулся как от пощечины. В его голове не укладывалось, как можно желать смерти матери?! Ради чего? Ради прихоти глупой организации?!
Женщина ступила на нижнюю ступеньку, и тут же раздался щелчок, а затем дребезжание, как от быстро накручивающейся лески. Уно захотел крикнуть, но было слишком поздно: железный навес над крыльцом резко рухнул. С грохотом вся конструкция обвалилась, погребая под завалом мать Лонни. Пыль поднялась столбом, так что ничего нельзя было рассмотреть, а от вибрации земля под ногами заходила ходуном. Не раздумывая, под радостный вскрик очкарика, Уно понесся к дому.
Кашляя и прикрывая рукой лицо, мальчик вслепую попытался добраться до заживо погребенной женщины. Ладонь натыкалась на острые углы, но сквозь ткань Уно не мог понять, что нащупал. Чихнув, он скинул перчатки и вновь зашарил перед собой. Глаза слезились от пыли, а рукой мальчик ощущал лишь холодный металл. Чуть не споткнувшись и порезав ладонь обо что-то острое, он вдруг нащупал мягкие волосы.
Пыль потихоньку осела, и Уно смог разглядеть, что женщину накрыло куском железного навеса - ярко-алая кровь покрывала все. В исступлении посмотрел на ладонь, мальчик понял, что она красная не только от его крови.
Не жалея сил, мальчик схватился за часть обрушившейся конструкции, и потянул на себя. Она была очень тяжелой, и Уно чуть не прикусил язык от напряжения, когда наконец она поддалась, но тут резкий толчок в плечо сбил мальчика. Руки дрогнули, и железка рухнула обратно.
- Куда ты лезешь?! - зло прошипел очкарик, во взгляде которого не осталось ничего человеческого. - Сам провалился и меня за собой тянешь?!
Красная пелена появилась перед глазами Уно, и он, не раздумывая, заехал Лонни в нос. Щуплый мальчик со вскриком, схватившись за лицо, упал на землю.
- Больно?! А знаешь, как больно ей?!
Мальчик вновь подхватил кусок железной крыши, но в этот раз адреналин помог, и она поддалась быстро. Показалось залитое алым, бледное лицо матери очкарика. Прямо в середине лба виднелась кровавая гематома, а глаза женщины были плотно закрыты. Упав на колени, Уно руками попытался зажать рану и не в себе закричал:
- Помогите! Вызовите врача! Срочно!
Он не знал, есть ли рядом люди и услышал ли кто его крик, он не мог оторвать взгляда от белоснежного лица, а из глаз помимо воли потекли слезы. Будто не чужой человек умирал у него на руках, а самый близкий на свете. Подскочив, Уно стал освобождать тело, раскидывая все железки. Он оцарапывал кожу, но не чувствовал боли и даже усталости. Только разгребал завалы, мысленно крича непонятно кому: "Помоги!".
Слезы застилали глаза, но мальчик уже не раздумывал, почему ему так больно и страшно. Он просто знал, что это правильно - это истинные и единственно верные чувства, а не та пустышка, что подсовывали люди А.
Освободив тело, Уно схватил одну из перчаток и зажал, хлещущую кровью рану, положив голову женщины себе на колени. С губ срывалось тихое: "Не умирай", а слезы все не хотели останавливаться.
- Это не твое дело! - несся издалека крик Лонни.