Шоколадная медаль

Стиральная доска дороги, наконец-то, кончилась. ГАЗ-66 развернулась и остановилась на площадке перед воротами, за которыми начиналась площадка гарнизона парашютно-десантной дивизии. Коробочкин спрыгнул, за ним и Олегов.

— Когда назад? — спросил Коробочкин у капитана, сидевшего за старшего в кабине. Олегов, отряхнув руками форму от пыли, прислушался.

— Часов в шестнадцать. Путевой лист до семнадцати.

Всегда, когда Олегов приезжал сюда, на аэродром, он испытывал чувство легкости: его полк далеко, никто не вызовет, никто не поставит в строй. Но сейчас было еще одно чувство — азарта и неуверенности. Вроде и расклад карт неплохой, но в случае проигрыша очень высока ставка…

… Одноэтажный модуль штаба дивизии пах особым запахом кондиционного воздуха, с легким химическим привкусом. Олегов нерешительно вошел внутрь и осмотрелся. Сбоку, за стеклом, сидел оперативный дежурный и читал газету, часовой у знамени, увидев его, принял строевую стойку, но тут же ослабил ногу, увидев, что офицер остановился на входе. Чувство азарта ушло, уступив место возросшей неуверенности. Олегов знал, кого искать, но не был уверен, что найдет нужные слова. Может, сначала по магазинам, — подумал он, затем уткнулся взглядом в доску объявлений и стал читать. На широкой доске висело несколько листков. Один из них предлагал сдать по двадцать пять чеков для строительства памятника на Поклонной горе в Москве, другой оповещал о том, что один из лидеров оппозиции, Раббани, владеющий в Кабуле двумя сотнями такси, поставил задачу своим подручным, выкрадывать советских военнослужащих и гражданских специалистов, поэтому на такси ездить категорически запрещается. Еще одно объявление давало описание новых таблеток, применяемых противником для отравления воды. Там же висела вырезка из какого-то журнала с изображением мин стран блока НАТО.

Пока Олегов читал все эти объявления, смелость и решительность у него совершенно улетучились, на душе стало тоскливо. Так ничего и не решив, он вышел из штаба, прошел мимо чахлого фонтанчика и свернул в сторону военторга артполка. Скользнув глазами по торцу модуля, он заметил табличку, на которой желтыми буквами на красном фоне было написано: «Редакция газеты «Гвардейская доблесть» . Да, мне ведь краска нужна, вспомнил он. Дверь была заперта, он позвонил, сонный солдат приоткрыл дверь и сказал, что офицеры все в модуле, ночью делали выпуск, без них он ничего не даст. С секретарем газеты у него было шапочное знакомство, вот замполит роты и попросил его достать немного типографской краски разных цветов, чтобы нарисовать наглядные пособия для политзанятий.

За дверью, где жил Забельский, секретарь газеты, и еще четверо, судя по списку на двери, явно «гудели» . Слышались веселые голоса, бренчание гитары. Олегов осторожно постучал, голоса стихли.

— Кто?

— Свои, — развязно ответил Олегов, пытаясь интонацией успокоить компанию.

Дверь отворили, Олегов вошел. Человек пять, из них двое в гражданской одежде, в картинных позах сидели на двух кроватях, между кроватями стояли две сдвинутые табуретки, уставленные стаканами и снедью. Бренчание гитарных струн неслось из двухкасетника, рядом стоял мольберт и приоткрытая коробка с красками.

— Знакомьтесь, это Миша, из семнадцатого, — представил его Забельский.

— Присаживайся!

— Да я по делу. Николай, краски чуть-чуть дашь? — спросил Олегов, делая вид, что совершенно не замечает бадьи, нескромно выглядывающей из-под кровати. Забельский махнул рукой, усадил его рядом с круглолицым лейтенантом в полушерстяной полевой форме, в которой офицеры ходят только в Союзе. Олегову дали стакан, Забельский зачерпнул из бадьи котелком и разлил всем мутной беловатой жидкости. Брагу Олегов любил, любил за то, что она быстро ударяла в голову, но так же быстро, с мочой улетучивалась, что в военной обстановке было ценным.

— Слушай, вот он про Эдика вашего хочет написать очерк в окружную газету, а мы не советуем, — Забельский кивнул головой в сторону лейтенанта, тот глянул круглыми карими глазами на Олегова.

— В общем-то, вы правы, — пожал плечами Олегов.

— Но почему? — с досадой спросил лейтенант.

— Честно скажу, сам не знаю, — солгал ему Олегов и невольно улыбнулся.

Он вспомнил, как Эдик, старшина разведроты, экзаменовал Найденова в знании английского языка, а тот все недоумевал, чего это прапорщик привязался. Эдик потом по секрету спросил у Олегова, надежный ли парень Найденов, можно ли его взять с собой в качестве переводчика в публичный дом. Олегов посоветовал взять, но Эдик сам отказывался от затеи, до него дошел слух, что в Кабуле свирепствует трудноизлечимый гонконгский триппер.

— И все вот так, — со злостью сказал лейтенант, допил свой стакан и обратился к своим коллегам по перу. — Ладно, мужики, вы мне за три дня много чего рассказали, но мне нужен негатив. Иначе меня в Ташкенте, когда вернусь из командировки, не поймут.