Шоколадная ворона

После перестройки с работой, а точнее с зарплатой, было не ахти, поэтому когда Адаму Генриховичу предложили вступить в какую-то международную ассоциацию, предоставляющую услуги по психологическому тренингу персонала, он вынужденно согласился. Психологию, в отличие от психиатрии, он вообще всю жизнь считал на девяносто процентов профанацией. Сейчас Берг ехал на областной мясокомбинат, где, по всем признакам, возникли трения между сотрудниками убойного и транспортного цехов. Несколько лет назад комбинат был приватизирован немецкой фирмой, и именно новый немецкий менеджер определил, что внутри коллектива доверенного ему предприятия возникли элементы психологической несовместимости. Внешне все это выражалось в регулярной пьяной поножовщине с членовредительством и сопровождалось поджогами производственных и складских помещений. Менеджер-иностранец окончил колледж в Германии, потом продолжил образование в Англии, в лондонском университете Святого Мартина и перед докторантурой решил попробовать себя в реальном бизнесе. Столкнувшись с суровой действительностью российской провинции, менеджер немало обеспокоился происходящим и обратился за помощью к коллегам из головной компании. Совет директоров собрался во Франкфурте на экстренное совещание и после десятичасовых прений пришел к убеждению, что необходимо провести несколько коллективных сеансов с высококвалифицированным специалистом-психологом. Выбор пал на рекомендованного профессионалами российского соплеменника – Адама Генриховича Берга. Ему предстояло организовать на мясокомбинате ролевую игру под условным названием «Дни Годуновых». Западные инвесторы заплатили за сценарий и постановку немалые деньги, надеясь, что в результате игры общение между работниками враждующих цехов войдет в доброжелательное и конструктивное русло. И тогда досадные внутренние разногласия, мешающие экономическому процветанию компании, несомненно прекратятся.

– А если ничего не получится? – спросила я, сомневаясь в осмысленности идиотского плана.

Адам Генрихович пожал плечами.

– Сейчас мне, честно говоря, это уже все равно. Времена, слава богу, изменились, и у меня есть куча работы. С каждым днем становится все больше платежеспособных психически больных. У меня теперь даже есть небольшая собственная клиника. Есть и еще несколько забавных проектов, о которых я предпочел бы пока не распространяться. Так что эта поездка – последняя в моей психологической карьере. На ней завершается контракт с немцами.

Некоторое время он помолчал, думая о чем-то своем. Потом продолжил:

– В какой-то степени мне было интересно побыть в шкуре настоящего шарлатана. Не поверите, иногда я ловил себя на том, что сам верю в ту чушь, которой занимаюсь. А потренировавшись, научил и других верить тоже. Кроме того, было полезно пообщаться с клиентами из Германии. Я немного подтянул свой немецкий, родной, так сказать, язык. Ведь я по происхождению из русских немцев... – Берг выжидательно посмотрел на меня. – А вы, простите?..

– А я из русских эфиопов.

Адам Генрихович понимающе покивал.

Мы мчались мимо платформы Хотьково, когда в купе появился немного повеселевший журналист. Порывшись в своей сумке, он вытащил на свет божий пузатую бутылку дешевого дагестанского коньяка и предложил выпить за знакомство, за прекрасных дам и за психиатрию. Теперь я обратила внимание на то, что он смотрит на меня с недвусмысленным интересом.

– Извините, господа! Благодарю вас за лестное предложение, но у меня завтра трудный день, поэтому уступаю вам свою нижнюю полку и отправляюсь спать наверх.

Я вышла в коридор, где мне предстояло постоять в очереди в туалет, чтобы умыться и... вообще.

Когда я вернулась, мои попутчики уже весьма разгорячились коньяком. К счастью, уже совсем изрядно нетрезвый журналист потерял интерес ко мне и полностью переключился на Берга. Я постелила себе на верхней полке и, запрыгнув наверх, попыталась немедленно заснуть. Но мужчины внизу говорили слишком громко, и Морфей не сразу принял меня в свои объятия.

– Адам Генрихович, я много наслышан о работе врачей-психиатров, – говорил Дубис под характерное бульканье, – но я не являюсь профессионалом в психиатрии, равно как и большинство простых смертных. Могли бы вы рассказать о своей деятельности в доступной для неподготовленного индивидуума форме?

Взглянув на собеседников сверху, я заметила, что журналист включил маленький диктофон, засунутый в нагрудный карман рубашки. Видимо, любую беседу он готов был заначить для возможной публикации в будущем. Что тут скажешь? Молодец! Профессионал!