– По-твоему, я Иван-дурак? Ну, спасибо. Кстати, постмортальное исследование наиболее результативно, если мортально не установлен диагноз.
Из-за спины патологоанатома высунулась Вера:
– Тань, твой телефон звонит без остановки. На!
Я взяла трубку и услышала всхлипывания.
– Танюша! Танечка!
У меня вмиг похолодела спина, а уши, наоборот, охватило жаром.
– Рина?
– Мози! Мозес! Мой мальчик!
Я оперлась о рукомойник.
– Что с ним?
– Мы в клинике! Врач! О! О! О! Он…
Свекровь зарыдала.
– Вера, тащи мою сумку, – закричала я, – скажи Коробкову, что Мози плохо. Я еду в лечебницу.
Трофимова молнией метнулась в коридор. А я попыталась выяснить у Рины хоть что-нибудь.
– Вы где?
– См… ик… трам… ик, – всхлипывала Ирина Леонидовна. – Мозенька! Кабачонок любимый! Он сегодня просил мармеладку! Так смотрел на меня! Так умолял! А я не дала-а-а-а!
– Правильно сделала, – заорала я, выхватывая у Веры сумку. – Сладкое собакам…
– Он умер! Умер! Я ему мармеладку пожалела-а-а-а. А он умер!
Сумка выпала у меня из рук.
– Тань, – сказал Димон, – лифт приехал. Что случилось?
– Мози погиб, – с трудом вымолвила я, – больше ничего не спрашивай. Не знаю. Рина рыдает в клинике. Адрес назвать не способна.
Коробков взял у меня телефон.
– Алло! Ирина Леонидовна! А! Понял! Вы кто? Сообщите адрес вашего заведения.
Глава 24
Всю дорогу до ветеринарной лечебницы я пыталась остановить слезы, но они градом катились по лицу. Мози! Милый бульдожка! Простодушный мальчик, которого более хитрый Роки вечно обманывал. Смешной наш кабачок! Любимый Мозенька! Ну как так? Еще утром он веселый, здоровый стащил у меня в ванной губку!
Мы летели по проспекту с такой скоростью, с какой я никогда не ездила. Димон включил все, чем оснащены наши служебные машины: мигалку, стробоскопы, «крякалку» и динамик, который орал: «Вправо, все вправо, оперативная машина. Все в сторону!» На лобовое стекло Коробков прикрепил пропуск, который давал знать сотрудникам ГАИ, что джип нужно пропускать везде, даже если он нагло нарушает правила: у водителя документы «без права проверки». Машины перед нами расступались, а я все плакала и плакала, утираясь рукавом кофты.
Путь до клиники занял всего пятнадцать минут. Воя, сверкая огнями и крякая, внедорожник влетел во двор. Мы с Димоном выкатились из него и кинулись в здание. Первая, кого я увидела, была Рина с опухшим лицом.
– Где Мози? – закричал Коробков.
– Пустите меня, – заголосил за моей спиной Аверьянов, – толку от вас ноль! Где труп? Где? Живо говорите!
Девушка на ресепшен испуганно смотрела на нас.
Коробков стукнул кулаком по стойке.
– Баба! Где Мозес?
– Вввторая дверь сс-слева, – прозаикалась администратор.
– Димон, тащи из моей колымаги один, семь, пятнадцать, десять, – велел Илья и, толкая перед собой тележку, набитую какими-то аппаратами, понесся по коридору.
Коробков исчез. Я обняла Рину, та прижалась ко мне и зашептала:
– Мози… он… сказал… он… вышел и говорит…
Раздался грохот, в клинику въехал аппарат с гофрированной трубкой, его катил Димон одной рукой, на спине Коробкова висело что-то непонятное, более всего похожее на самовар, от которого отходил шланг с раструбом, на шее у хакера болталась здоровенная сумка, в правой руке он держал красный мешок.
– Спокойствие, только спокойствие, – крикнул компьютерных дел мастер, проносясь мимо, – мы все привезли! Лучшие уколы. Оборудование. Ща его оживим.
Я только вздохнула. Да, у Аверьянова оснащение, о котором ни одна реанимация даже не мечтает, потому что обычные врачи понятия не имеют, что подобные аппараты существуют. Лучше не упоминать, сколько стоят приборы Аверьянова. Илья всегда прикатывает на место вызова со всем своим снаряжением. Есть люди, которых «Скорая» посчитала мертвыми, а наш эксперт вернул их с того света. Но! Мы ехали пятнадцать минут, до того как сесть в машину я разговаривала с Риной. И навряд ли свекровь позвонила мне в минуту кончины Мози.
Я посмотрела на администратора.
– Как долго у вас сидит Ирина Леонидовна?
– Больше часа, – дрожащим голосом проговорила та.
Я покрепче прижала к себе свекровь. Нет. Аверьянов не поможет. Послышался скрип, потом голос Ильи:
– Эй! Девочки! Хватит сопли лить. Парень! Голос!
Раздался веселый лай. Мы с Риной вскочили и увидели Мозеса, который несся к нам по длинному коридору.
– Илюша! – закричала Рина. – Ты гений! Солнце! Ты…
– Хватит Аверьяныча превозносить, – сказал Димон, – случился шум в канале связи. Мози не умирал. Когда мы в кабинет со всем хабаром вперлись, он тихо на столе сидел.
Кирпич, который лежал у меня на сердце, развалился.
– Рина! Почему ты сказала, что Мозес умер? По какой причине вы с ним поехали в клинику?
– Глаза, – всхлипнула свекровь, – все красные!
Только сейчас, услышав слова Рины, я внимательно посмотрела на бульдожку, которого свекровь стиснула в объятиях.
Очи Мозеса горели красным огнем, белки глаз были пурпурного цвета.
– Ух ты! – вырвалось у меня. – Вампир!
– Вот! – всхлипнула Ирина Леонидовна и, забыв о воспитании, показала пальцем на мужчину в голубом халате, который пришел следом за Димоном и Аверьяновым. – Он так мне и сказал: вампир!